Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Может быть и так, но, — ставит локти на стол и всем мощным телом подается ко мне вперед, даже краем своего носа моего лица касается, — ты отыграешься на всех нас, когда в очередной раз она заставит тебя страдать. А она заставит! В этом я уверен! Абсолютно точно! Ты ведь взял ее четвертой в наш тандем, чтобы наказать. Да вот только сам наказан будешь!
— Ваш счет, — нас бесцеремонно прерывают.
— Спасибо, — Смирнов с улыбкой заглядывает и тянется за карточкой.
Прикладывает к предложенному терминалу и строит глазки этой несчастной официантке.
—
— Всенепременно, зайка. Всенепременно! — поднимается и мне отдает команды. — Пошли, Макс, пошли.
Он младше меня, наша разница в возрасте ощутима. Пять лет для нас, для мужиков, словно целая эпоха, это глубокий непреодолимый ров, большая дистанция и разрыв в развитии. Так почему сейчас я безвольно, как марионетка, позволяю ему командовать собой? Смирнов распоряжается Морозовым, словно имеет на это право? Прелестно! Я для него — никто?
— Максим?
Сидим пристегнутые ремнями безопасности в его машине и никуда не едем — закончились дела или запал упал? Я отвернулся и молчу, обдумываю сложившуюся ситуацию.
— Макс? Зверь? Мороз?
— Что? — шиплю.
— Мне кажется…
— Попробуй покреститься, Леша. Люди говорят, что в чем-то где-то иногда особо верующим помогает.
— Не ерничай и меня послушай.
— Я слушаю, слушаю, слушаю. У меня просто нет выбора, вот я и грею уши на ваших советах. Говори, друг мой, говори.
— Не отдавай ее ему, Гришке, не надо, а самое главное, себе не позволяй Прохорову обижать. Сам себя возненавидишь! Или лучше отпусти все сразу, ее, ситуацию в целом, и дальше живи. Макс? — дергает меня за плечо, словно ото сна пытается пробудить. — А? Ку-ку, моя прелесть! Оболтус вызывает кормильца всея страна, всея наша многострадальная родина!
Да только мимо! Психолог ты хренов!
— Это все?
— Вообще-то рассчитывал на благодарность, возможно, денежную, но что с голодранца взять. Буду ждать открытия нашего ресторана, там отыграюсь на «Свиной вырезке по-парижски» и «Провансальском бифштексе». Я сейчас правильно сказал? Макс… Прости меня, я иногда на слова не сдержан. Если влез не в свое дело, слышишь, брат…
У нас с Надей были отношения, мой друг! Ты не ошибся! Прав во всем, прав абсолютно! Недолгие, всего лишь три летних месяца — жарких, ярких, страстных, тайных и только наших. Я сознательно тонул в молоденькой девчонке восемнадцати лет, нет-нет, с ее разрешения, без насилия, а потом… Там, в сентябре, в то бабье лето, она, по-моему, нарочно и так безжалостно утопила меня, наверное, так по-Прохоровски сочно благодарила, держала долго под водой, ждала пока я перестану дрыгать конечностями и хлебну ее мертвой воды. Она меня задушила и лишила воздуха…
— Слава Богу, Максим! Господи! Слава Богу! Отлегло! Фух! Как подумаю…
— Надь…
— Это же хорошо? Я… Извини! Я просто не знала, как сказать отцу о наших с тобой отношениях, он не поймет, ты… Нет-нет! Тут не в родственной составляющей дело, тем более что мы не попадаем
— И поэтому убежала утром из номера, смылась, как преступница, тихушница?
— Ты так крепко спал, вот и подумала, что… Пойми, пожалуйста, ведь я хочу учиться в столице, хочу найти себя, стать самостоятельной единицей — ты ведь говорил, что я — ребенок! А как бы я уехала… Ну, зверь, будь же разумным и великодушным… Мы можем…
— Не называй меня так! Поигралась и все? Нашла того, с которым в первый раз было не очень больно, а затем оттачивала кроватное мастерство для столицы?
— Максим, я не игралась, просто… Ты очень грубо говоришь, пожалуйста, не надо. Это даже мерзко! Ты словно под каким-то препаратом…
— Да! Конечно! Зверь — наркоман! Забыла, как звонила: «Максимочка, спаси и помоги!». Я помог тебе, а теперь…
— А дальше? Что ты за помощь мне оказал? Так ты всем помогаешь? Укладываешь их в кровать?
— Закрой свой рот, соплячка. Я не насиловал тебя. Все было по обоюдному желанию, ты вешалась на шею, потом просила, потом… Ты…
— Да уж! Я так и просила, так и умоляла, стояла на коленях… Трахни, трахни, и не один раз, ну ты и не отказал, не смог член в брюках удержать, размахивал им направо и налево…
— Ты… Ах, ты… Сука! Тварь! Да пошла ты со своим великодушным и святым папой, со своими загонами и просьбами! Блядь! Пошла ты… Не смей звонить мне! Никогда, тварь, никогда! Знать тебя не хочу! Ни-ког-да!
— Максим! Не смей так о моем отце, я тебя типа обидела, а не папа… Ты его не знаешь, он…
— Что? Твой единственный мужчина? Твой идеал! А я не попадаю под выданные тебе параметры-стандарты, да? А тебе не кажется это аморальным, что каждый раз, когда я трахаю тебя, я словно соревнуюсь с твоим великолепным папой? Когда там снизу ты смотришь мне в глаза, ты видишь его…
Она ударила меня — зарядила от всей души пощечину, а я незамедлительно ответно размахнулся и… Ничего! Но точно сильно напугал ее — она слишком громко взвизгнула и прикрыла лицо руками! Потом осторожно, практически по одному, убирала с кожи тоненькие пальчики, чтобы посмотреть, свирепый зверь испарился или все еще тут, рычит и скалит зубы? Я был очень зол, но не посмел бы! Никогда! Нет-нет, это против всех правил! Женщин трогать запрещено — табу, жесткое и беспрекословное, но… Я испугал ее и она от меня… Ушла! Вот так отрезвила и привела в чувства, но я, действительно, устал все контролировать, скрываться, прятать наши встречи! Мне двадцать пять, ей восемнадцать — ничего ведь противозаконного не делал? Там точно были отношения. Я выбрал ее, только ее…