Любовь (не) делится на три
Шрифт:
—Прости, кошечка… я не хотел... — прихожу в себя, покрывая поцелуями раскрасневшуюся кожу на ягодицах. Адель молчит, пугает меня. Натянутая струна, не шевелится, дышит через раз. Осторожно переворачиваю ее на спину, но она не хочет смотреть мне в глаза. — Я причинил тебе боль?
— Отпусти меня, Вадим. Мы перешли черту, — произносит бесцветным голосом.
— Твою мать, — злюсь на собственную глупость и слабость. Хочется отлупить себя этой плеткой так, чтобы мозги встали на место. Адель расценивает мою реакцию как бешенство и уползает
Мне становится дико от того, насколько плохо я себя повел по отношению к девушке, которая въелась мне под кожу. С любимыми так себя не ведут. Я почти сломал ее, хрупкую малышку, которая боится доверять, но старается это сделать. И как теперь мне доказать, что я не изверг и не садист?..
— Адель… послушай… просто, я не могу отделаться от мысли, что у тебя есть другой, что ты все еще его любишь. Ты так сильно мне нужна, я с ума схожу! — пытаюсь подобрать слова, но все мое красноречие исчезло. Тянусь к ней, но она настолько шокирована, что вздрагивает от моих попыток прикоснуться.
— Дай мне уйти, — твердит, закрыв лицо руками. И я понимаю, что это единственное, что сейчас будет правильно.
— Хорошо. Но сначала ты ответишь мне на вопрос. Кто послал тебе первую посылку? И о какой записке ты упоминала? В ней были угрозы?
— Не знаю, о чем ты говоришь, — поспешно встает с постели и натягивает на себя пижамные шорты. — Убери этот ужасный хвост! Хотя не надо, я сама! Не прикасайся!
От ее тона мне становится совсем тяжко. Уж лучше бы мы вообще не встречались сегодня. Теперь Аделина не подпустит меня ни на шаг. Девушка подбирает свой плед и заматывается в него, а затем хочет сбежать. Даже босиком. Ей все равно, лишь бы подальше от меня.
— Стой! — прошу. — Надень обувь, пожалуйста. Простудишься, — опускаюсь перед ней на колени. Но она даже не смотрит в мою сторону. Приходится продолжить, пока она не сбежала. — Мне нужно сказать тебе кое-что… В той коробке… которую я забрал за тебя несколькими часами ранее… Там была крыса. Кто-то хотел тебя припугнуть, — понимаю, что в данной ситуации говорить об этом напуганной девушке не слишком умно, но я не хочу, чтобы с Аделиной что-то случилось. Именно поэтому я полез и в эту коробку, забрал и ее себе. Боялся, что после крысы ей подсунут что-нибудь реально опасное.
— Ты врешь. Не было никаких крыс и коробок! — почти срывается на крик. — Ты сумасшедший! Сексуальный маньяк! Мне не нужен такой как ты! Мне нужны нормальные отношения, семья!
—Знаю, кошечка, —делаю шаг к ней. Безумно хочу сейчас прижать ее к себе, успокоить. Но это невозможно.
— Нет! Забудь дорогу к моему дому и не смей подходить в университете. Завтра же я напишу заявление по собственному желанию, — последнее она кидает уже в подъезде. И хуже всего то, что я чувствую себя самым последним дерьмом. Аделина не заслужила такого обращения. Нужно было сразу ей все рассказать.
***
Аделина
Бегу
К счастью, Вадим не преследует меня, не сидит под дверью и не требует его впустить. Не хочу никого видеть сейчас, особенно его. Но самое ужасное, что несмотря на дикость ситуации, мне было хорошо. Я получала удовольствие от его действий, просила еще. И получила. Сама не ожидала от себя, что мне понравится. Но наше поведение совершенно неправильно. Так нельзя! Я не могу разорваться между неоконченным прошлым и странным неоднозначным настоящим. А нормального будущего мне никто не предлагал.
Я не смогу простить Игоря, забыть его измену. Как бы ни старалась, теперь в любой девушке вижу угрозу — потенциальную любовницу, к которой он побежит, как только вновь получит меня в свои руки. Но и Вадиму довериться не могу. Он ведет себя так, словно я уже принадлежу ему и должна безропотно подчиняться любой его прихоти.
А ко всему прочему эти угрозы, записки и посылки… кто-то из близкого окружения хочет свести меня с ума!
Дергаюсь от каждого шороха, мне кажется, будто кто-то скребется в окно, что дверь в ванную скрипит… загоняю себя, нагнетаю. Нужно срочно с кем-нибудь поделиться накопившимся, иначе взорвусь.
24
Кроме Веры подруг у меня нет, и только она в моей истории человек сторонний, бескорыстный, искренний. Не раздумывая, набираю номер и рассказываю ей все с самого начала, про то, как получила по голове, как нашла первую записку, как подкинули вторую… и даже про сеанс любительского БДСМ с Суржевским и про его признание о крысе. В общем, вываливаю все, что хранила в себе.
— Охренеть, — выдает подруга. — И ты молчала?
— Ну… Как-то не хотелось тебя впутывать.
— А если бы с тобой что-нибудь случилось?!
— Ну, видишь… пока только пугают.
— Адель… тебе нужно обратиться в полицию. Не откладывая, — Вера делает голос твердым и не терпящим возражений. — Если хочешь, я приеду к тебе и сходим вместе.
— Куда? Ты же с ребенком.
— Оставлю с няней.
— Не надо. Уже поздно, полиция не работает в такой час.
— Тогда обещай, что займешься этим завтра. Ты ведь не уничтожила улики?
— Нет… я вытащила записку из помойного ведра. А первая… не помню, где она. Может быть, найду, если не выбросила, — стараюсь припомнить.
— Тебе нужно спросить у Вадима про коробку с крысой. Хотя… нет. Лучше расскажи об этом полицейскому и пусть сам опрашивает. А Суржевского обходи стороной. Он один из главных подозреваемых.
— Да я и не собиралась с ним встречаться. После того…
— Он тебя сильно избил? Можешь подать на него заявление.
— Нет, конечно, — пугаюсь. — Скажи, я дефектная, да? — тихо спрашиваю у Веры.
— Это еще почему?
— Потому что мне понравилось то, что он со мной делал.
Вера пыхтит в трубку. Наверное, подбирает слова.