Любовь - не сахар, сахар - не любовь
Шрифт:
– Ведь хватает же у людей ума бежать в поликлинику, как только у них заболит голова или живот!
– неожиданно воззвала она к его сопротивляющемуся разуму.
– Почему же вы так безропотно переживаете любовные страдания? Это какой-то закоренелый всемирный мазохизм. Влюбляться и лезть на рожон, на стену или в петлю, вместо того чтобы просто пойти к врачу и попросить обезболивающее. Неужели не понятно: если любовь болезненна, значит, это уже болезнь!
– Нет… - ностальгически вздохнул Виктор.
– Любовь - это прекрасное чувство.
– Вы же не написали в своей предсмертной
– Вы нацарапали там, что не можете жить. И я вас прекрасно понимаю. Когда любовь принимает острые злокачественные формы, она бывает очень мучительна.
– Вы не можете говорить этого серьезно, - заколебался он.
– Могу.
– Она была непоколебима.
– Любовь - это параноидальная навязчивая идея. И у вас наблюдается весь комплекс характерных симптомов. Например, вы убеждены, что являетесь без Марии неполноценной, неспособной к жизни личностью. И воспринимаете ее уход столь же трагически, как потерю двигательных функций, головы или сердца…
– Да, Мария была моим сердцем, - горячо подхватил Виктор.
– Она была для меня всем, без нее я - ничто…
– Так вот, - удовлетворенно кивнула проклятая Тасечка, - через две палаты от вас сидит ваш товарищ по несчастью. Он воображает себя огромной головой из «Руслана и Людмилы» и тоже утверждает, что не в состоянии жить полноценной жизнью, пока мы не пришьем ему все остальное. И, заметьте, находится при этом куда в лучшем положении, чем вы. У него хоть голова есть. А вы и ее потеряли. Вы - вообще ничто!
– Но я выражался метафорически, - пугливо открестился больной.
Врачиха неумолимо покачала головой.
– Это не метафора, а ваше реальное самоощущение. Столь же болезненное и неадекватное, как и второй ваш аргумент, что женщина с непрокрашенными корнями волос, обвислой грудью и вульгарной губной помадой, неспособная ни быть вам верной, ни поддержать вас во время неприятностей, ни приготовить борщ - лучшая женщина в мире.
– Господи, откуда вы это знаете?!
– ужаснулся он.
– Вы бредили и у вас в кармане лежало ее фото, - коротко отрапортовала Тая.
Она достала из папки фотографию Марии и, сунув ему в лицо, ехидно добавила:
– В палате напротив находится пациент, который бил поклоны у торгового киоска, утверждая, что перед ним - собор Парижской Богоматери. Очень похожий случай. Он тоже объяснял свое поведение незыблемым тезисом: «Бог есть любовь». Не понимая, что Бог-то, конечно, есть. И возможно, как раз он и есть любовь. Но ларек, продавец которого вызвал бригаду, потому что больной отпугивал покупателей, здесь совершенно ни при чем. И, заметьте, он находится куда в лучшем положении, чем вы…
– Да, конечно. Потому что его ларек стоял на месте, а моя Мария ушла!
– обиженно ляпнул Виктор. И тут же тягостно застонал, осознав, что, собственно, он сказал.
– Зачем вы мучаете меня? Вас, наверное, из гестапо выгнали за жестокость…
– Я понимаю, - понимающе затрясла она головой.
– Сейчас вам кажется, будто я режу вас по живому и оскверняю святое. Но потом вы поймете, что избавление от любви можно сравнить только с посещением туалета. Когда после мучительных резей
С минуту Виктор тщательно обдумывал услышанное.
– Наверное, я действительно сошел с ума, - подвел он итог.
– У меня бред, и вы мне мерещитесь.
– Отнюдь, - усмехнулась Тася.
– Я - это реальность. А все остальное - бред любовной горячки.
В ответ Виктор лишь нахмурился, нахохлился и демонстративно заткнулся. Наверняка в этом здании было еще много палат, а у нее - оскорбительных примеров для сравнения.
– Подумайте об этом на досуге, - наставительно резюмировала докторица.
– А еще лучше - не думайте ни о чем. Спите.
Ночью тоска выползла из своего угла и подобралась к его постели на мягких когтистых лапах. Ее глаза были мутными, слизкими и бесцветными. Она сделала над ним стойку и ухмыльнулась плотоядным ртом. И Виктору снова приснилась Мария, смеющаяся, черноволосая, страстная…
Хотя…
– Ну, допустим, ноги у нее действительно немного толстоваты, - честно и невесело признался он, проснувшись.
– И зубы не очень ровные, и волосы с перхотью, и характер - не дай бог… И, конечно же, она не лучшая женщина в мире. Но…
Но тоска уже прокралась под одеяло и сжимала его тело бесчисленными мертвыми петлями, как змей обреченного Лаокоона.
– …но какое это имеет значение, если я ее люблю?
– закончил он.
– Я люблю Марию, несмотря ни на что!
– грозно заявил он Тасе, после того как она три часа скрупулезно выуживала из него историю болезни от первого поцелуя до финального «Я люблю другого».
– Люблю такой, какая она есть, - уточнил Виктор, победоносно протыкая врачиху упрямым взглядом верного мушкетера.
– Это абсолютно исключено, - непререкаемо возразила Вениаминовна с улыбкой оптимистичной садистки.
– Почему?
– удивился Виктор.
– Потому что Марии, о которой вы говорите, просто не существует.
Тася Вениаминовна отошла к окну. На ней снова был коротенький белый халатик. И, следовало честно признать, в отличие от Машиных, ее ножки были совершенно идеальны. Гордо подбоченившись, мамзель засандалила лекторским тоном.
– Это совершенно типичная ошибка. Большинство больных любовью имеют тенденцию преувеличивать достоинства партнера и неосознанно подкраивать его под некий абстрактный идеал. Кроме того, в начале так называемого романа оба человека тщательно скрывают свои недостатки и выпячивают достоинства. Эта ложь…