Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма
Шрифт:
Стоило кому-нибудь хоть намеком задеть честь семейства Бекингем, как фаворит немедленно стеной вставал на защиту своего клана. По этому случаю он произнес в палате лордов пламенную речь в защиту патентов. Генеральный прокурор Йелвертон, которого он счел ненадежным, был смещен с должности по обвинению в ненадлежащем исполнении служебных обязанностей и заменен придворным сэром Томасом Ковентри. Лордом верховным судьей стал угодливый старичок сэр Джеймс Ней, пообещавший завещать свое немалое состояние внучке графини Бекингем. На должность лорда-казначея был назначен умевший держать язык за зубами сэр Генри Монтэгю, принесший в дар его королевскому величеству двадцать тысяч фунтов стерлингов.
Это ни капельки не испугало воинственно
Вызванный в палату общин сэр Джайлс Момпессон, выслушав обвинение, не стал дожидаться продолжения этой прилюдной порки, выпрыгнул в открытое окно и пустился в бега. Он успел скрыться за Ла-Маншем раньше, чем преследователям удалось напасть на его след. Общественное возмущение было столь неистовым, что Бекингем наконец-то реально оценил создавшееся положение и испытал некоторый приступ страха. В нем отсутствовала жилка политика, и его попытка защититься в палате лордов имела жалкий вид: он совершенно неубедительно пытался доказать, что зло исходит не от патентов, но от злоупотреблений при их выдаче, в чем были виноваты министры и чиновники.
В парламенте еще не вызрела ненависть к Бекингему, и в нем еще не усматривали никакой опасности, а потому его члены решили свалить столп правительства, сэра Бэкона, и направили все усилия на выполнение этой задачи.
Король решил, что пора выступить против такой наглости, явился в палату общин и выступил с длинной речью, уснащенной громоздкими латинскими фразами. Он напомнил о своем божественном праве на правление и пожаловался на непостоянство своих подданных. Ранее просьбы, уважение, послушание высказывались и выражались ему и маркизу Бекингему, теперь же все обращались в парламент, как будто ни короля, ни фаворита не существовало. Это ничуть не охладило пыл членов парламента, который подогревал сэр Эдвард Коук, заклятый враг Фрэнсиса Бэкона. Бэкона подвергли такому безжалостному допросу, что это вызвало страх у миролюбивого монарха.
Тут положение спас Бекингем, совершивший поистине театральный эффект: он выступил в палате лордов – палата общин не позволила ему нарушить регламент, дело дошло до обнаженных шпаг и конфликт уладило лишь вмешательство принца Уэльского, – со страстной обличительной речью против патентов. Он завершил ее сенсационным заявлением, прозвучавшим как гром среди ясного неба:
– Если мой отец породил двух сыновей, которые нанесли оскорбление английскому обществу, тот же отец породил и третьего, который ускорит их наказание!
Успех этого маневра превзошел все ожидания оратора. Парламентарии решили, что фаворит говорит от имени его величества и изменение позиции монарха есть полная заслуга парламента. Собственно говоря, теперь он представлял собой опору короля Иакова; что же касается братьев Вильерс, то парламентарии потеряли всякий интерес к их преследованию. Однако король сделал вид, что глас народа не оставил его равнодушным, и через несколько дней отменил патенты на золотую и серебряную канитель, продажу пива и вина, открытие таверн и гостиниц. Он также приказал выпустить из тюрем всех, кто содержался в заключении по делам о патентах. Парламент счел это своей победой и вознаградил короля, выделив ему субсидию в размере шестисот тысяч фунтов стерлингов. Бэкон же был обвинен в мздоимстве и злоупотреблении служебным положением – вещь, широко практикуемая в то время, – и смещен со всех своих постов. Его приговорили к тюремному заключению на усмотрение короля, штрафу в сорок тысяч фунтов –
Падение Бэкона имело решающее воздействие на судьбу Бекингема. Во-первых, парламент стал рассматривать его как врага. Во-вторых, он лишился мудрого и проницательного друга, который служил ему проводником в запутанных государственных делах, разъяснял ему истинное положение дел и охлаждал его пыл. Этой незаменимой поддержки Джорджу не хватило именно тогда, когда позднее ослабление власти короля и осложнение политической обстановки придали дополнительную злокозненную окраску его действиям.
Оставалась небольшая возможность того, что Бэкон на расстоянии сохранит свою роль наставника. Но она была погублена досадной размолвкой. Бэкон проживал в Лондоне в королевском особняке Йорк-хаус, содержать который ему теперь было не по карману. Бекингем, подыскивавший резиденцию, достойную его положения, вежливо предложил купить его у отставного канцлера, но тот не хотел расставаться с привычным ему жилищем и сослался на то, что здоровье не позволяет ему переносить трудности сельской жизни.
Бекингем счел этот отказ оскорблением и черной неблагодарностью. Однако желание купить Йорк-хаус выразил герцог Леннокс, и тогда Бэкон заявил, что не продаст этот особняк никому, кроме Бекингема, что смягчило обиду фаворита. К тому же он уже приобрел для проживания не менее роскошный особняк Уоллингфорд-хаус. Рассорившиеся друзья помирились. В конце концов, король помиловал Бэкона и заплатил часть его долгов, но, вплоть до своей смерти, тот уже не смог ни вернуться на государственную службу, ни получить кредит.
Хотя парламент одержал победу во внутригосударственных делах, ему не удалось добиться ни малейшего успеха в вопросах иностранной политики. Король не вел никаких приготовлений к войне, а неустанно гнул свою линию, ведя переговоры с Мадридом и Веной, не снисходя до предложений других государств.
Фаворит Людовика ХIII, герцог де Люинь, слишком поздно осознал, какую ошибку он совершил, поддержав австрийского императора, и решил восстановить равновесие посредством союза между Францией и Англией. Брат герцога отправился в Лондон, где на открытых переговорах просил его величество короля не оказывать поддержки французским гугенотам, на секретных же переговорах речь шла о тайном союзе между двумя фаворитами. Он даже зашел настолько далеко, что предложил заключить брак между принцем Уэльским и младшей сестрой Людовика ХIII, принцессой Генриэттой-Марией.
Король отнесся к этим предложениям весьма прохладно, дав понять, что место его невестки давным-давно предназначено испанской инфанте. Что же касается Бекингема, тот учтиво отклонил предложение своего французского коллеги, дав понять, что полностью настроен на союз с Испанией. Испанский посол граф Гондомар явно пускался во все тяжкие, чтобы не выпустить фаворита из своих цепких лап.
Все это стало известно парламенту, собравшемуся в ноябре 1621 года на зимнюю сессию. Члены этого беспокойного собрания исходили гневом против Испании как источника вселенского папистского зла и требовали начать военные действия. В качестве сильного довода Иаков сообщил им, что содержание армии, способной спасти княжество Пфальцское, обходилось бы в 900 000 фунтов в год. Прижимистые члены парламента сильно скисли, но потребовали как следует прижать католиков внутри страны, отомстить Испании и выбрать в жены наследнику престола невесту-протестантку. Окончательно выведенный из себя этими требованиями, король распустил парламент.
Конец ознакомительного фрагмента.