Любовь поры кровавых дождей
Шрифт:
Сержант куда-то исчез, а вскоре ко мне пришел дежурный по штабу, чтобы отвести меня на ночлег.
Когда на прощание я протянул сержанту руку, он особенно крепко пожал ее и сказал:
— Спасибо вам, товарищ майор.
— За что? — удивился я.
— Скажу, когда еще встретимся.
Я улыбнулся: сержант говорил «еще встретимся», словно мы находились не на войне, а в санатории.
— Встретимся ли?
— Только гора с горой не сходится… — ответил он мне и скрылся в темноте.
Дежурный по штабу проводил меня в землянку телефонистов и указал
Я повалился на лавку и до самого утра беспокойно ворочался, как на вертеле.
Рано утром я снова пошел к уже знакомой мне землянке и сел на знакомую скамью возле синей двери.
Я ждал генерала, чтоб получить приказ о моем новом назначении.
Горькие думы одолевали меня. Кто знает, может быть, мне откажут теперь даже в дивизионе и пошлют куда-нибудь…
Офицер, сидевший на другом конце скамьи, протянул мне какую-то книжку.
Зачитавшись, я и не заметил, как вошел начальник артиллерии. Не заметил, но догадался по тому, как вдруг смолк нестройный гул и во внезапно наступившей тишине стукнули каблуки: офицеры приветствовали генерала.
Строевой инстинкт и меня поднял на ноги.
Генерал никого не приветствовал, словно в комнате никого и не было. Он быстро пересек землянку и, когда поравнялся со мной, на мгновение остановил на мне взгляд.
— Явился!
Я вытянулся, но ничего не ответил.
Синяя дверь с шумом захлопнулась. Прошел час… другой… третий… Снова принесли газеты. Снова прочел я их от корки до корки. Никто обо мне не вспоминал.
Сидел я возле той же синей двери, все на той же длинной скамье, но уже был сам не свой, нервы были на пределе…
— Смирно!.. — крикнул кто-то у входа в землянку.
Я невольно вздрогнул и вскочил на ноги: раз в присутствии Евжирюхина подавалась команда «смирно», значит, в его штаб пожаловал более высокого ранга генерал.
Офицеры повскакали с мест и громко щелкнули подкованными каблуками.
В землянку вошел командующий артиллерией фронта, прославленный военачальник генерал-полковник Крюков.
Я тотчас узнал генерала, и сердце у меня тревожно забилось…
Генерал Крюков в плащ-палатке в сопровождении двух незнакомых мне генералов шел к синей двери.
Евжирюхин, видимо, тоже услышал команду, и не успел Крюков дойти до середины землянки, как тот выбежал из своей комнаты и вытянулся перед Крюковым.
Генералы встретились рядом со мной.
Крюков не спеша снял с себя плащ, пожал руку Евжирюхину и приветствовал офицеров. Ему ответили дружно и громко.
Крюков оглядел присутствующих, скользнул взглядом по мне и вдруг остановился.
— Подожди… подожди-ка, — произнес он басом и сделал шаг ко мне, — неужели это ты?
И вдруг он стремительно рванулся ко мне. Сердце у меня заколотилось от радости. Я не мог унять дрожь.
— Так точно, товарищ генерал-полковник! — с трудом проговорил я.
Не успел я произнести эти слова, как генерал, точно клещами, схватил меня своими сильными ручищами и привлек
На душе у меня потеплело, и я вмиг успокоился, как успокаивается плачущий младенец на груди у матери.
— Я ищу тебя по всему фронту, да как долго ищу! Где ты был, черт тебя дери? — слышал я хрипловатый бас Крюкова и испытывал необычайную радость. Он был огромного роста, генерал Крюков, и я едва касался лбом его груди.
Удивленные офицеры, и в том числе Евжирюхин, не спускали с нас глаз. Они ничего не могли понять. Генерал наконец отпустил меня, сел на скамью и снова уставился на меня.
— После госпиталя меня послали в Карелию, в Седьмую армию… — это говорил не я, а мой голос, не спросясь меня. Мне хотелось говорить совсем другое, иначе выразить несказанную радость от неожиданной встречи.
— Помню, тебя ранило в колено, — прервал меня генерал, — но батарею ты не оставил… Ох ты, разбойник, — генерал пхнул меня кулаком в живот и молодцевато вскочил.
— Знаете ли вы, — обратился он к присутствующим в комнате, — кто этот капитан? Простите, — улыбнулся он, — майор! Его батарея двадцать седьмого октября тысяча девятьсот сорок первого года на подступах к Тихвину остановила немецкий авангард, целый танковый батальон двенадцатой танковой дивизии, и дала возможность отступить частям нашей Четвертой армии! Тогда немцы взяли Будогощь и шли на Тихвин, стремясь вторым кольцом окружить Ленинград и соединиться с финнами. Генерал армии Мерецков, член Военного совета Пронин и я собственными глазами следили за его боевыми действиями…
— Признаться, я не знал об этом, — с сожалением произнес Евжирюхин.
— О бое, в котором участвовала батарея майора Хведурели, юго-западнее Тихвина, я опубликовал в «Артиллеристе» специальную статью. Тогда эту батарею только что перевели к нам из Сорок второй армии, стоявшей у Ленинграда. Бой ему пришлось принять еще в пути, даже не окопавшись!.. Не читали? — сказал Крюков и оглядел всех.
Все молчали.
— Вижу, вы не большие охотники до специальной литературы! А жаль, «Артиллерист» единственный наш специальный журнал. Читайте, это ваш хлеб… — Потом обернулся ко мне: — Ты был награжден орденом Красного Знамени. Знаешь, наверное? — Узнав, что для меня это новость, огорченно добавил: — Когда было, чтобы отдел кадров вовремя делал дело! Сукины сыны… Пошли со мной, — хитро подмигнув мне, он толкнул синюю дверь.
Я пропустил генералов и вслед за ними шагнул в крохотную комнатку, отгороженную от землянки.
— Николай Петрович, — обратился Крюков к Евжирюхину, — вы намедни жаловались, что я отнял у вас начальника штаба артиллерии и до сих пор не дал замены.
— Так точно, — растерянно ответил Евжирюхин.
— Так вот, — Крюков положил руку мне на плечо и легонько подтолкнул вперед, — вот вам начальник штаба артиллерии! Лучшего ни вы не найдете, ни я вам не смогу разыскать.
Не возьми я себя в руки, я бы, наверное, заплакал. Не от радости, нет, но от чувства благодарности и признательности к этому благородному и смелому человеку.