Любовь — последний мост
Шрифт:
— Что вирус оставляет после себя какие-то символы. Цифровые послания.
— Нет, — ответил Филипп. — Ни с чем подобным я до сих пор не встречался. Однако так или иначе, это не случайность.
— О чем это вы?
— Если бы я обнаружил цифровую цепочку для чисел «шесть-шесть-шесть» только единожды, это можно было бы счесть случайностью. Если бы это появление было единственным, то вероятность его случайного появления была бы 1:4096, тем самым оно могло бы появиться на одной из каждых двадцати компьютерных строчек. А при трехкратном повторении цифр «шесть-шесть-шесть» возможность случайного появления в таком порядке понижается до одной к семидесяти миллиардам. Я же нашел три шестерки подряд трижды. Так что случайность приходится
— Спасибо, господин Сорель, — сказал Паркер. — То, что я вам прочел, — отрывок из Откровения Иоанна, глава тринадцатая, стихи с одиннадцатого по восемнадцатый. Теперь у нас есть ясность: катастрофа на комбинате лекарственных препаратов вызвана вирусом, оставившим нам свое угрожающее послание. То, что это выяснилось, заслуга господина Сореля. Мы благодарим его и всех его сотрудников.
— Прими и мою благодарность, Филипп, — сказал косоротый, — от меня лично и от имени «Дельфи», разумеется. Великолепная работа, нет, честное слово!
«Ах, ты, дерьмо собачье! — подумал Сорель. — До следующего, мол, раза. За пять лет чего не случится…»
— А теперь я хочу попросить вас, господин Сорель, и вас, господин доктор Ратоф, вместе со мной полететь в Берлин, чтобы принять участие в пресс-конференции, которая сегодня во второй половине дня состоится в управлении полиции. В шестнадцать часов, — на всякий случай уточнил он.
— Это честь для нас, — напыщенно проговорил жирный Ратоф и, не вставая со стула, изобразил нечто вроде поклона. — Не так ли, Филипп?
— Конечно, мы полетим вместе с вами, — сказал тот и подумал: «Теперь еще и Берлин! Надо оставить в «Наследном принце» номер телефона в отеле «Кемпински», чтобы Серж мог до меня дозвониться, — сразу подумал он, потому что вот уже двадцать лет, приезжая в Берлин, всегда останавливался в этом отеле. — Позвоню моему старому знакомому, главному портье «Кемпински» Вилли Руофу и попрошу его записывать, кто мне звонит, и передавать, когда я буду возвращаться», — решил Филипп.
— Благодарю вас за готовность помочь нам, господин Сорель, — сказал прокурор доктор Хольгер Ниманд. Сегодня он ничуть не подражал инспектору Коломбо. Прокурор, страдавший особого рода лейкемией и постоянно мерзнущий, был в сером пиджаке из тончайшего английского твида, темных брюках и элегантных туфлях, в черном кашемировом пуловере с У-образным вырезом. И даже галстук у него был подобран с несомненным вкусом. Волосы были причесаны так тщательно и аккуратно, будто он пришел сюда прямо от парикмахера.
— Единственное, что мы можем сделать сразу, это объявить, что заведено уголовное дело против неизвестных пока лиц, потому что в данный момент мы еще не знаем, где именно в систему вычислительного центра ввели вирус.
— Как и то, какие у преступников были на то причины и какие цели они преследовали, добавил Паркер, тоже обойдя вокруг стола. — Шесть-шесть-шесть. Я встречался в Берлине с деканом теологического факультета Университета имени Гумбольдта и спросил у него о значении и смысле этого числа. Он снова сел и разгладил ладонью страницы раскрытой Библии. — Вот что он мне объяснил: Ветхий и Новый заветы были написаны изначально на древнееврейском и греческом языках. На этих языках числа изображаются не цифрами, а отдельными буквами алфавита. Если поступить наоборот и сложить буквенное значение какой-то мысли в виде суммы чисел, равноценных отдельным буквам, и предположить, что в сумме оно составляет шестьсот шестьдесят шесть, то в этом числе обнаружится имя «император Нерон», объяснил мне декан. И до известной степени соответствует истине, что некоторые черты первого и второго зверей напоминают времена преследований, которым при Нероне подвергалась христианская община Рима. Однако, — продолжал криминальоберрат, — эти буквенные числа, или слова-числа, — ибо и буквы обладают в обоих языках мистическими и символическими значениями — предпочтительнее рассматривать как указание или даже предсказание невероятных страхов и
После этих слов в комнате надолго воцарилась тишина.
Потом Ратоф спросил:
— По какой причине человек, запустивший в программу вирус, озаботился еще и тем, чтобы перед своим исчезновением оставить нам этот след, это послание-предупреждение? Или угрозу! Указание на то, что, возможно, произойдет в самое близкое время?
— Нам сие неизвестно, — сказал Паркер. — Мы ничего не знаем о том человеке — или тех людях, — который или которые это преступление совершили. Мы ничего не знаем о его побудительных мотивах, при том условии, конечно, что мы имеем дело не с душевнобольными. Потому что и это не исключено. Чтобы оставить это число, которое символизирует конец всего сущего, у преступника могло быть много причин. Возможно, мы имеем дело с религиозным фанатиком. Или с человеком, который ненавидит глобализацию, повсеместно единолично властвующий капитализм…
Ниманд проговорил:
— Или человек, полагающий, что из-за нас гибнет весь мир, или провидец, пророк, который хочет предупредить, встряхнуть нас и заставить опомниться, или бедняк, который ненавидит богачей, потому что они в ответе за бесчисленные несчастья…
И даже Ратоф встрепенулся:
— Или кто-то из третьего мира, который мстит за все происходящие там ужасы, а ведь, честное слово, там ужас что творится…
— Не исключено, это террорист, который в ближайшее время даст нам знать, что он от нас требует за то, чтобы не последовало следующего удара… — сказал Ниманд, потирая холодные, как всегда, руки.
— Есть еще множество иных причин, черт знает чем руководствовался преступник. Мы не знаем, что заставило его пойти на это. Мы не знаем, нанесет ли он очередной удар, а если да, то где и когда. Мы в ужасном положении, все мы, сидящие сейчас здесь, — и, боюсь, огромное количество людей во всем мире.
«С чего это вдруг он принял вид разуверившегося во всем старика? — подумал Филипп. — Он словно воплощает сейчас тоску и отчаяние. Но отчаялся он не от того, что только что сказал нам, нет, этого человека, только еще моложавого, загорелого и уверенного в себе, терзает иная, совершенно иная забота, в этом я уверен».
Паркер поймал на себе взгляд Филиппа и в несколько мгновений вновь вернулся в образ всецело увлеченного своей работой криминальоберрата, его голос вновь обрел силу и звучность.
— Именно потому, что мы живем в такое время, когда многие люди опасаются вселенской катастрофы, глобального коллапса промышленности, именно поэтому чрезвычайно важно не допускать никакой паники, нельзя оповещать всех о том, что господин Сорель обнаружил на диске. Вот почему никто из нас не станет говорить ни слова об оставленном нам угрожающем послании. Нельзя — ни в коем случае! — чтобы это стало известно средствам массовой информации.
Остальные согласно кивнули.
— Это относится и к экспертам из «Дельфи», господин доктор Ратоф, и к специалистам из спецгруппы, за которых я отвечаю.
— Я готов за своих людей дать руку на отсечение, нет, правда, честно, — сказал косоротый.
— Тогда поехали! — и Паркер направился к двери.
9
— Господин Сорель!
Около восьми вечера улыбающийся Вили Руоф, главный портье отеля «Кемпински», с распростертыми объятиями шел по вестибюлю навстречу Филиппу. Он был высокого роста и крепкого телосложения, в классическом костюме представителей его профессии: в черном сюртуке до колен, на лацкане значок — две золотые маски, — в черных штреземановских брюках в серую полоску, серой жилетке и сером галстуке к белой рубашке.