Любовь с первой строчки
Шрифт:
Я встаю и громко задаю вопрос о новом романе "Примус":
– Чему учит такая литература, что это за герои-авантюристы, помешанные на деньгах?
Чулаки улыбается, он понимает, вопрос явно провокационный, рассчитанный на полемику, быть может, скандальную полемику. Но спора не получается, и писатель просто отвечает, что он дает читателям шанс задуматься над поступками литературных героев и делать из прочитанного собственные выводы.
Творческий вечер подходит к концу, Михаилу Михайловичу дарят цветы, просят еще приезжать. А для Чернушки находится новая хозяйка, - добрая, интеллигентная женщина. В завершение всего - чаепитие в узком кругу,
– Иван Чулаки, известный американский переводчик, случайно не ваш родственник?
– Это мой племянник, - отхлебывая чай отвечает писатель. О своей русско-американской родне Чулаки если говорит, то всегда вскользь, без подробностей. С трудом выведала, что его старший брат Сергей с детства был увлечен английским языком, и уже в юности знал английский в совершенстве. Женившись на американке, уехал за океан, долгое время жил на Аляске, перебивался случайными заработками, потом переехал в центральную Америку.
– Почему вы не попросите брата издать свои книги в Америке?
– спросила я его как-то, на что писатель ответил с усмешкой:
– Брат не воспринимает всерьез мое творчество, считает, что я впустую трачу время и лучше бы писал научные статьи.
Перед отъездом из Гатчины совершаем небольшую экскурсию по городу, и только потом выезжаем на Киевское шоссе. Все еще ярко палит солнце, кажется этот длинный, наполненный приятными событиями, день никогда не кончится.
При въезде в город, на Пулковском шоссе обгоняем колонну, сверкающих начищенными, никелированными деталями, старинных машин. Автомобили не спеша, с достоинством едут посередине дороги, в сопровождении ГАИ, их внушительные размеры и почтенный возраст - вызывают уважение. Зрелище необычное. Я беру левее, замедляю ход, приветственно клаксоню. Чулаки, прижав плотнее очки, близоруко щурясь, с интересом разглядывает машины и вдруг начинает перечислять все марки: "Это БМВ 32 года, это ЗИС, ..."
Округлив глаза, с недоумением взираю на моего кумира: "Михаил Михайлович! Вы все знаете, абсолютно все! Разве такое возможно?!"
Кошечка Капа тем временем, почувствовав окончание путешествия, невозмутимо выходит из укромного места. Хитрюга переждала время, опасность миновала, и она благополучно возвращается домой к прежним хозяевам. Все это произойдет двумя годами позже, а пока за окном лето 2000 года.
Глава 7.
Ледяной король.
Октябрь, ноябрь 2000 года.
Когда мой кумир сидел рядом, закрыв глаза, чужой, отстраненный - мне ничего не оставалось, как молча вести машину, не тревожа его расспросами или пустой болтовней. Лето кончилось, не сделав нас ближе ни на шаг. Мы могли долго беседовать в машине, в ожидании встречи с западной журналисткой, или провести весь день до самого вечера в поездке, колеся от одного питерского дома к другому, или часами бродить по Алесандро-Невской Лавре, заглядывая во все закоулки, наслаждаясь тишиной и буйной зеленью старых кладбищ, но после -- неделями не слышаться и не видеться, и я никогда не могла знать наверняка, состоится ли наше следующее свидание.
В
Вновь услышала его тихий, интеллигентный голос недели через две после приезда: "Анечка, если тебя не затруднит, в ближайшее время тебе нужно будет подъехать к Ленэнерго, оттуда отправимся в телецентр".
В телецентр! Наверняка Чулаки будет давать интервью, а я увижу со стороны как это происходит!
В назначенный день начала готовиться к поездке чуть ли не с утра. Вымыла машину, отдохнула, привела себя в порядок и выехала с большим запасом времени. Погода словно взбесилась: поднявшийся ветер кружил мелкую морось, вскоре мокрая круговерть обернулась беспросветной снежной метелью, ухающей, не дающей разогнаться и шептавшей: куда?! зачем?!вернись домой! На Софийской сворачиваю на заправку, и не выходя из машины, отдаю заправщику деньги. Заправщик медлит, я раздражаюсь, начинаю его отчитывать.
– Замок бензобака не открывается, - кричит он сквозь ветер, - очевидно кто-то ковырялся с надежде слить бензин.
Приказываю: "Ломай!"
Откатываем машину в сторону, парень возится с замком, а мне остается кутаться в шарф, бороться со штормовыми порывами и ждать.
Наконец замок поддается, и так удачно, что крышка под ним остается целой и даже закручивается. Пулей мчусь в центр. От Софийской до Садовой - путь не близкий. Сумрачно. Снег пригоршнями падает на лобовое стекло. Включаю на максимум дворники, фары, и наверное в первый раз иду на рисковый обгон. Перед улицей Марата, на перекрестке с Разъезжей, при красном светофоре резко торможу и чуть не задеваю бампер впереди стоящей машины. Крещусь, и трогаюсь дальше осторожнее. Уфф!
Проезд вдоль внушительного здания в стиле ампир, растянувшегося на целый квартал вдоль Марсового поля - уставлен дорогими авто, в основном иномарками. Втиснувшись в первый попавший промежуток, оставляю свой Гольф в стороне и смотрю на уличные круглые часы. Ровно шесть! Успела! Какая же я умница! Босс наверное где-то здесь, ждет. Бегу к подъезду, ярко освещенному фонарями. Народ уже активно выходит, двери постоянно открываются, но Чулаки еще нет. Продолжаю стоять у подъезда, боясь потерять своего кумира из вида, ведь машина припаркована далеко, и без меня с его плохим зрением найти ее будет невозможно.
Я озираюсь по сторонам, меня окружают красивейшие места Петербурга: Марсово поле, плоское как шахматная доска, унизанное фонариками и расчерченное лабиринтами дорожек - безлюдно, здесь хозяйничает лишь ветер. Суворовская площадь, обращенная в сторону Невы, вместе с торжествующим памятником полководцу взбегает чуть вверх к Троицкому Мосту; ровный луч Миллионной улицы с шеренгами аристократов-дворцов, устремляется к Дворцовой площади; золотые купола сказочного Спаса-на Крови, матово мерцают на фоне черного неба. Но мне не до исторических красот. Темно. В желтом свете круглых плафонов старинных фонарей пляшет липкая снежно-дождевая изморось. Время идет, а его все нет. Я мерзну, мысленно возмущаюсь, поглядываю на круглые часы над парадным входом. Его все нет. Машины отъезжают одна за другой. Терпеливо жду. Смотрю на выходящих мужчин: кто-то, покурив, возвращается назад, кто-то садится в иномарку, отъезжает, кто-то уходит пешком, нахлобучив на глаза шапку, подняв повыше воротник.