Любовь с первой строчки
Шрифт:
– В Звезде красивая лестница, но она будничная, а здесь - праздничная!
На втором этаже бродит народ, разглядывает разложенные на столах редкие книги о фольклоре, общается между собой. Михаил Михайлович встречает знакомых, здоровается, беседует. Выставка мне интересна, ведь фольклор - по моей части, особенно книги с описанием и рисунками русского костюма разных веков и разных губерний. Рассматриваю раритеты, иногда беру в руки, но осторожно и бережно, все время мне кажется, что за моими движениями зорко наблюдают. Книги не продаются, они предназначены для библиотеки Пушкинского дома. Вскоре всех приглашают в зал для лекции об известном фольклористе, о ценности его библиотеки и о том, как эти книги собирались. После лекции - концерт русского ансамбля:
* * *
Через несколько дней мы снова оказываемся на Моховой, на этот раз в редакции Звезды. Михаил Михайлович зашел туда по делу, и, оказалось, вовремя: через несколько минут должна состояться встреча сотрудников журнала с читателями. Читателей пришло мало, и Яков Гордин приглашает всех в небольшой, но уютный зал с высоким потолком и внушительным столом посередине, за который усаживаются и читатели, и редакция почти вперемешку. Я глазею по сторонам. Не часто мне представляется случай побывать в старинном питерском доме, да еще в святая святых редакции, зале, где собирается коллегия. Здесь особенный запах и особенная атмосфера, благородный полумрак, тяжелая мебель. Обращаю внимание на две дубовые резные, словно ажурные двери. Михаил Михайлович поясняет, что эти двери никуда не ведут, за ними шкафы.
Яков Гордин представил всех членов редколлегии и началась доверительная, по-домашнему теплая и откровенная беседа о журнале, о его проблемах, о писателях, произведениях.
Запомнилось длительное выступление одного читателя, пожилого мужчины, из старого интеллигентного поколения преданных поклонников толстых журналов. Он сетовал на то, что в журнале стало мало военной тематики, редко публикуются материалы о блокаде, но все же выделил несколько статей, которые ему особенно понравились. Молодая женщина сказала несколько приятных слов о романе Михаила Чулаки "Примус". Она назвала роман психологически тонким произведением, как и все вещи, написанные Чулаки.
Я слушаю и вспоминаю те времена, когда такие мероприятия собирали сотни и сотни восторженных читателей. Что ж, все изменилось, и если смотреть правде в глаза, в застойное время люди были менее заняты, и в замкнутом пространстве железного занавеса, куда больше страдали от отсутствия духовной пищи.
Высказались почти все читатели, и когда речь зашла о том, каким должен быть журнал Звезда, более региональный или общероссийский, - я не удержалась и взяла слово.
– Конечно региональный! Читать произведения о Петербурге, погружаться в повести и рассказы, действия которых происходят с указанием конкретных домов и адресов, - вот истинное наслаждение. И добавила, что моим любимым писателем является Михаил Чулаки, но в одном из номеров "Звезды" я с удовольствием прочла повесть Столярова "Наука расставания". И именно потому мне понравилась повесть, что в ней чувствуется Петербург, его дыхание, повседневность и гармонично втиснутые в психологические переживания героя документальные события, происходившие в то время.
Наука расставания... Расставание -- часть нашей жизни, с этим следует смириться -- вот и вся наука. Никогда я не научусь смиряться. Никогда не одолеть мне эту науку! Наверное, даже у последней черты начну бунтовать и протестовать против несправедливости, как героиня "Харона", сломавшая все стереотипы заведенного в хосписе порядка уходить тихо и блаженно, - так некстати возроптавшая в последние минуты жизни. Правда ее тут же поспешили напичкать транквилизаторами, и она угомонилась.
Беседа завершается добрыми пожеланиями журналу, я снова вмешиваюсь в разговор и подаю идею редакторам:
– Почему бы вам не открыть курсы начинающих литераторов? Это был бы прекрасный способ заработать деньги для журнала.
Моя идея не находит поддержки. Объясняют просто: у талантливых людей, как правило денег на оплату курсов нет, а бездарности после обучения будут
Встреча окончена. Мы выходим в светлый, по-летнему теплый вечер. Впереди нас ждет разлука, маленькая, разлука, недолгая, но неотвратимая. Михаила Михайловича ждет дома жена, ждут его кошки, собака Феня, две подобранные накануне, пораненные вороны, еще ждет тот привычный уклад жизни, от которого он в его возрасте не может отказаться. Меня же, взбалмошную и безалаберную, ждут дома двое мужчин, муж и сын, и еще ждет поездка в Вятку, старенькая мама и шестидневный Крестный ход..
Мы прощаемся у пожарной башни. Целуемся, по-взрослому, как положено целоваться влюбленным.
– Не спеши, езди осторожно.
– Я люблю тебя.
Глава 18.
Лето2002.
"Вошел...
отмечен тем, в кого не верит....."
В начале июня я вернулась из Вятки. Чтоб не утомлять моего кумира рассказами о Крестном Ходе - привезла для него книгу с подробным описанием и фотографиями села Великорецкого. Чулаки, - абсолютный атеист, публикующий антирелигиозные статьи, вроде "Бог есть? Бога нет!", в которой демонстрируется блестящая эрудиция в области истории конфессий, но некорректно смешивается понятие веры и понятия религии. Спорить с ним на тему веры и высшего, созидательного разума -- было бесполезно. Все споры заканчивались фразой: "Сказано же в писании, ни единый волос без Его воли не упадет, значит весь бедлам, который мы видим вокруг -- Его рук дело".
Только однажды мне самонадеянно показалось, что писатель растерялся от моих веских аргументов. Речь зашла о наркоманах: наркомания болезнь или распущенность? Если болезнь, то почему все тюрьмы заполнены наркоманами? Если безволие и распущенность, то почему власть не борется с этим злом, а наказывает за последствия?! Михаил Михайлович возмущался:
– Ну, как можно быть такими тупыми, им столько вдалбливают в их головы, показывают примеры, акции против наркотиков устраивают, объясняют, что наркозависимость не лечится, - потому не стоит и пробовать. Ничто на них не действует. Как бараны послушно идут к своей гибели.
– Михаил Михайлович, - отвечаю я вызывающе, провоцируя на спор, - а чем вы отличаетесь от наркоманов? Вот предстанете вы перед Отцом небесным, он вас спросит, почему же вы не верили, если он книги нужные, умные на эту тему вам в руки подсовывал, с людьми верующими и любящими вас сводил, примеры жизненные показывал. Что вы ответите?
Чулаки молчит, а потом, глядя в пол неуверенно бормочет, что все не так, что "ни единый волос..." Несомненно, он верил в высший разум, иначе не написал бы таких произведений как "Харон", "Большой футбол Господень", в которых мысленно спорил с Создателем, возмущаясь несовершенством мира и указывая на несправедливость, царившую на земле.
Но и Создатель не оставлял этого незаурядного человека без своего внимания.
Об этом говорит интересный и странный эпизод, над которым мы оба долго смеялись, (сейчас жалею, что не расспросила о мелких подробностях).
Однажды в отделение Союза Писателей позвонил незнакомец и сказал, что ему необходимо встретиться с писателем Михаилом Чулаки. Осведомился о часах приема и попросил выделить ему время для беседы. Чулаки поинтересовался, по какому вопросу, и мужчина начал пространно рассказывать о написанной им рукописи, которую никто не может оценить по достоинству. А главное, о том, что ему приснился сон, и в этом сне он говорил с Богом, и Бог его направил к писателю Чулаки, убедив, что именно этот человек поймет, проникнется и, оценив его труд, поможет опубликовать сей, важный для всего человечества, трактат.