Любовь со взломом (пьесы)

Иванов-Таганский Валерий

Константин. До Москвы дожить надо.

Ирина. Ладно, ладно – молчу!

Константин. Ты чего в сторону уходишь? Здесь-то что делать? Вот-вот, все перессорятся. Как Валентину остановить? Не дай Бог, у нее деньги. (Пауза.) Что ты молчишь?

Ирина. Разные вы все. Для нее отец богом был: квартиру оставил, внукам помогал, а для тебя – только числился. Ты уехал рано – сам себе голова, вот и хватка у тебя крепкая.

Константин. Ну уж, прямо крепкая.

Ирина.

Крепкая, крепкая… Вон ты как Олега в сторону отодвинул, не постеснялся.

Константин. Не отодвинул. У Валентины – дети… У вас Алешка нездоров, жилья нормального нет… Правильно?

Ирина. Правильно.

Константин. А твой Степан? Поразил он меня. С таким альтруизмом вы в новой квартире только тараканов разведете.

Ирина. Костя, вы все, москвичи, провинциалов в грош не ставите. Если они у Вальки или у Виктора, это ещё полбеды. А если у Нюры?

Константин. Меня ты в счет не берешь?

Ирина. Если бы они были у тебя, ты бы с нами не советовался.

Константин. Хм! С чего ты решила?

Ирина. С того и решила. Плюнул бы на всех и растер.

Константин. Хорошо. У кого деньги, по-твоему?

Ирина. Мужики с возрастом с бабой как с иконой спят. В старости хорошая жена рядом – половина здоровья. Поэтому Степан правильно сделал, что не оттолкнул Нюру. Выложит она деньги, потом судите и шумите, а сейчас… Виктора надо ждать. Если у него деньги, ваше счастье, нет – тогда плакали ваши надежды.

Константин. А может, у Олега?

Ирина. Он бы так себя не вел. Помнишь, как надулся, когда ты его отодвинул? Хоть и горбун, но душой непохож на горбатого. Нет-нет, деньги не у него. Такие дела оставляют самым близким. Как раскрутить её только, не знаю. Подход здесь нужен особый. Такие упрутся, так никакой хваткой не возьмешь.

Константин. Неужели у нее? Не может быть…

Ирина. Красавчик, все может быть. (Неожиданно целует Константина.) Костя, наведи здесь порядок. Прошу тебя. Я только тебе доверяю. Лишних ртов нам не надо. Согласен?

Константин. Я все сделаю, но только пусть Степан прекратит юродствовать. Он не Фома Опискин.

Ирина (смеется). Не смеши, какой он «писькин». Нюру не зли, она, хоть и сухарь, но, как любая баба, к теплу тянется. Понял? Пойдем, помянем твоего батюшку.

Константин. Не любила ты отца.

Ирина. Сноха терпит, свекор – сверлит, так в деревне говорят.

Константин. И кто тебе так мозги наладил? Тебя на ракете не объедешь с твоей деревней.

Уходят с балкона. Вновь комната. Здесь все по-прежнему, кроме появившегося магнитофона. Валентина перематывает пленку.

Валентина. У Виктора гостить отцу нравилось – другим приезжал. Рассказов было уйма. В Тихом океане купался, на батискафе на дно Японского моря спускался.

Ребятам морских ежей привозил, разных ракушек. Вон они на полке. У всякого человека – судьба! Кто знал, что мама так рано умрет? Ведь не женился, а мог! Ты прости, Нюра, что я об этом, но другой бы на детей не посмотрел, привел бы себе какую-нибудь… А сколько тете Рите помогал, когда она с Олегом больным приехала из Иркутска. Помнишь, Олег? Теперь вон ты у нас какой молодец: заповедник охраняешь! Ребятам голубятню построил. А вообще отца я узнала, когда стало плохо. После Ивана он в больницу попал, а как вышел, все не знал, что нам хорошего сделать. Как лето – так меня с детьми в Египет, денег на них совсем не жалел. Теперь-то уж когда туда съездим. Надо поэкономнее быть…

Ирина. 250 тысяч долларов получишь, а жить все экономнее собираешься.

Валентина. До них ещё дожить надо. А потом, что это за манера – чужие деньги считать?

Ирина. А то, что верно сказано: «Человек не Бог, угодить ему трудно».

Валентина. На все у тебя шутки, да прибаутки, а на собственную жизнь – рассудка не хватило. Так-то вот!

Ирина. А на тебя посмотреть – сплошное везенье.

Валентина. Я живу, людей не цепляю, а ты за каждым следы считаешь.

Степан за тебя давно орден «Мужества» должен получить и паек, как за вредное производство.

Ирина. За такое производство (показывает свою фигуру) дополнительный налог платят.

Константин хлопает.

Олег. Хватит! Что за охота вам каждый раз цеплять друг друга. Вы что, забыли, какой день?

Косовец. Валюша, включи ещё раз магнитофон, пусть все послушают.

Валентина делает перемотку и включает магнитофон. Вначале слышен общий разговор, а затем властный голос: «Сидите вы, не дергайтесь! Положи руки на колени, Андрейка! Кому сказано! А ты не крутись – вазу разобьешь. Слушайте дальше, чего не поймете – объясню».

Валентина. Это он ребятам что-то зачитывал, а я незаметно на запись нажала. Микрофона ведь не надо, как в старом. Сейчас будет.

Резкий голос стал звучать монотонно и торжественно.

Голос в записи. Но Мысль горда, и Человек ей дорог, – она вступает в злую битву с Ложью, и поле битвы – сердце человека. Но если Человек отравлен ядом Лжи, неизлечимо и грустно верит, что на земле нет счастья выше полноты желудка, нет наслаждений выше сытости, покоя и мелких жизненных удобств, тогда в плену ликующих чувств печально опускает крылья Мысль и дремлет, оставляя Человека во власти его сердца.

И вдруг на эту запись, с заездом, накладывается другая: отчаянная, ритмизованная современная мелодия. Валентина выключает магнитофон.