Любовь зла (фрагмент)

Фармер Филип Хосе

– -Я не могу "так входить",-- Хэл был шокирован до глубины души.

– -Но почему?

– -Мы никогда не входим без стука.

Абаса пожала плечами, но из вежливости удержалась от комментариев. Она только еще шире улыбнулась и пригласила:

– -Да ты заходи, чего на пороге топтаться. Я не кусаюсь.

Хэл пошел и, прикрывая за собой дверь, украдкой бросил взгляд на дверь Порнсена: та была закрыта.

Внутри на него обрушились, многократно усиленные эхом, отдававшимся от стен и потолка комнаты, больше напоминавшей размерами и убранством волейбольный зал, вопли двенадцати жучат.

Следом

за Абасой Хэл пересек этот импровизированный спортзал с дощатым полом. В следующей комнате за столом сидели три жучихи, очевидно, пришедшие к Абасе в гости. Они шили, потягивали из высоких бокалов напитки и без умолку трещали. Из того, что он успел услышать, Хэл не понял ни одного слова, так как женщины очкецов, общаясь, использовали особый "женский язык". Но этот обычай уже начал постепенно отмирать по причине растущей урбанизации. Так что уже дочки Абасы вряд ли будут ему учиться.

Абаса провела Хэла дальше по коридору, распахнула перед ним дверь и провозгласила:

– -Фобо, дорогой? У нас в гостях безносый Хэл Ярроу!

Хэл, услыхав свою характеристику, улыбнулся. Первый раз однажды услышав это прозвище, он было обиделся, но потом понял, что очкецы не вкладывают в него уничижительного смысла.

Фобо пошел к нему навстречу, он был одет по-домашнему -только в алый кильт. Хэл, хотя видел очкецов без одежды уже много раз, каждый раз не переставал удивляться их странно анатомии: эта плоская, лишенная сосков грудь; эта странная конструкция, при которой плечи торчали прямо из брюшного позвоночника...

– -Очень рад тебя видеть, Хэл,-- сказал очкец на сиддо, а затем перешел на американский.-- Шалом. Какой счастливый случайности мы обязаны твоим посещением? Присаживайся. Могу предложить тебе чего-нибудь выпить. Но компанию тебе не составлю -- я уже принял свою дозу. Хэл решил было, что ему удалось спрятать свой страх и нерешительность, по крайней мере, внешне, но очкеца провести было невозможно:

– -Что-то случилось?

Землянин решил не тянуть и решительно перешел прямо к делу.

– -Да. Где я могу раздобыть кварту ликера?

– -Тебе нужна выпивка? Шиб. Я провожу тебя. В ближайшем отсюда заведении собираются самые подонки общества. Так что у тебя будет хороший шанс понаблюдать вблизи данный слой общества Сиддо, о котором ты, без сомнения, не знаешь почти ничего.

Очкец залез в стенной шкаф и вытащил оттуда охапку одежды. Вокруг своего объемистого брюшка он затянут кожаный ремень, к которому была пристегнута короткая шпага в ножнах. Затем он прицепил к поясу еще и пистолет. На плечи накинул длинный ярко-зеленый плащ со множеством черных оборок и завершил свой наряд менингиткой с двумя искусственными антеннами -отличительным знаком клана Кузнечика. Когда-то все очкецы были обязаны вне дома носить свои знаки отличия, но теперь клановая система ослабела, к ее символике стали относиться более небрежно. Единственной сферой, где принадлежность к тому или иному клану играла еще какую-то роль, была политика.

– -Мне, пожалуй, тоже следует выпить чего-нибудь покрепче,-сказал Фобо.-- Видишь ли, я, как профессиональный сочувственник, постоянно сталкиваюсь со случаями, которые сильно действуют мне на нервы. Ежедневно ко мне на прием приходят множество разнообразных

психов и невротиков, и основной принцип моей терапии состоят в том, чтобы влезть в их шкуру и поглядеть на мир их глазами. Затем я вылезаю из их шкуры и ставлю диагноз. Используя это (он постучал себя по голове), и вот это (он постучал себя по носу), я становлюсь или даже больше, чем собой, и вот тогда-то мне иногда бывает трудно их излечить, потому что вместе со своей сущностью я теряю и медицинские познания.

Хэл знал, что подразумевал Фобо, указывая на свой нос: две высокочувствительные антенны, скрытые под выступающим хрящем, могли определить тип и уровень эмоций его пациентов: запах пота очкеца мог рассказать сочувственнику больше, чем выражение его лица.

Прежде чем выйти, Фобо подробно доложился Абасе, куда идет, и они на прощание нежно потерлись носами.

У дверей Фобо протянул Хэлу маску, сделанную в виде лица очкеца, и сам натянул такую же. Хэл не стал спрашивать для чего это нужно, он знал, что во всем Сиддо существует обычай носить ночно-маски. Они служили для того, чтобы сберечь лицо от различных насекомых, но кроме того, еще имели некоторые социальные функции.

– -Мы, представители высших классов, надеваем их, когда отправляемся... как это будет по-американски?

– -Кутнуть?
– - предположил Хэл.-- Это значит, когда представители высших классов идут повеселиться в трущобы.

– -Кутнуть,-- повторил Фобо.-- Обычно, когда я иду в подобные места, я не надеваю маски, потому что иду повеселиться, посмеяться с людьми, а не над ними. Но сегодня, ввиду того, что ты -- мне не очень удобно тебя так называть -- безносый, я думаю, нам обоим будет спокойнее в масках.

Уже на улице Хэл спросил, зачем Фобо взял с собой оружие.

– -Ну, здесь не так уж много опасностей -- в нашем... как это сказать?
– - захолустьи. Но все же лучше быть настороже. Помнишь, что я говорил тебе там, в развалинах? Судя по твоим рассказам, насекомые нашего мира далеко опередили ваших в развитии и специализации. Ты знаешь о паразитах и мимикрирующих жучках, которыми кишит любой муравейник? Жучки, выглядящие точь-в-точь как муравьи и использующие это сходство в свою пользу. Или, например, карликовые муравьи, прячущиеся в щелях стенок муравейника и поедающие яйца и личинок.

Существуют паразиты, похожие на очкецов. Но эти охотятся за нами. Они хоронятся в канализации, в листве деревьев, в дуплах, в норах, и все они вылезают по ночам и рыщут по городу в поисках жертвы. Именно поэтому мы не разрешаем нашим детям гулять, когда на улице темно. Город хорошо освещен и патрулируется, но у нас так много парков!

Они шли по аллее, освещенной газовыми фонарями. Но Сиддо находился уже в том переходном периоде, когда электричество стало вытеснять старые способы освещения. Поэтому на одних улицах горели лампы накаливания, а другие по старинке освещались газом. Когда они вышли из парка на широкую улицу, Хэл еще раз убедился, что основной чертой этаозской культуры на данный момент является сочетание старого и нового. Очкецы верхом на местных животных и на паровых автомобилях так и сновали по проезжей части, засаженной настолько густой травой, что ее, очевидно, вытоптать было невозможно.