Любовники в заснеженном саду (Том 2)

Платова Виктория

Мы с Динкой пока еще идем гвоздем программы, как же, как же, стремительно повзрослевший лесби-дуэт не переплюнуть отставным попсятникам и попсятницам, звездившим лет пять-шесть назад. Мы до сих побиваем их подозрительно стоячие груди, их подтянутые в клинике пластической хирургии скулы и шеи в возрастных складках. Попсятники и попсятницы гонят свои замшелые, покрытые нафталином хиты. Мы тоже гоним свои хиты, пусть и не такие замшелые, но все равно вчерашние.

Наши вчерашние хиты уже не возбуждают папиков, папики знают их наизусть, папики не раз насиловали

ими свои автомагнитолы. Папиков интересуем мы, сами по себе; мы - "Таис", безнадежно выросший из своих коротких юбок, мокрых блузок и тяжелых ботинок. Но мы по-прежнему заключены в эти чертовы тяжелые ботинки, теперь они смахивают на ржавые, разъеденные кровью мелких животных капканы, не вырваться, вот хрень.

Не вырваться.

Остается только скакать на сцене под фанеру и прижиматься друг к другу на припеве, и целоваться в финале до смерти надоевшими друг другу губами. Целовать Динку все равно что целовать крышку унитаза, такие мысли часто посещают меня; думаю, у Динки найдется сравнение позабористее... Но папики никогда не прочтут подобные мысли, это не заложено в нашем с Ленчиком контракте. По контракту мы с Динкой должны любить друг друга до гроба, жить долго и счастливо и умереть в один день. И быть похороненными под легкие необязательные рыдания секс-меньшинств. Едва приправленные церковной анафемой.

Да, папики никогда не прочтут подобные мысли.

А жаль, иначе они бы не подзывали администраторов и не дышали бы им в лицо чесночно-водочным вопросом: "А девочки могут спеть для нас? Кулуарно... Башляем любую сумму".

За стыдливым "петь кулуарно" умирает от жажды одно-единственное желание: пусть они трахнутся при нас. Ничто так не возбуждает слегка поникшие на поприще большого бизнеса чресла, как секс двух хорошеньких самочек. Образцово-показательная случка образцово-показательной лесбийской парочки. Потрахаться на публике нам предлагают все чаще и чаще, слава больше не защищает нас, контракт со славой закончился у нас даже раньше, чем контракт с Ленчиком. Если все и дальше будет продвигаться такими же темпами, Ленчик в один прекрасный день проснется сутенером.

Но пока до этого далеко, и волнующее созерцание женского секса - нашего с Динкой секса - папикам не грозит.

Правда, не все папики согласны с этим мириться. Некоторые особенно настойчивые предлагают нам это напрямую. Опустив стекла своих "Мерсов", "Лэндкрузеров" и "Лексусов". Теперь у служебных и не очень входов нас поджидают именно они. Они, а не бескорыстно взмокшие от страсти фанаты. Фанаты побежали к чертям собачьим в кильватере неверной славы, оставив нас молча глотать непристойные предложения.

Молча глотать. Возмущаться - себе дороже. И я молча глотаю и боюсь только одного: чтобы Динка не сорвалась. И не обложила "Мерсы", "Лэндкрузеры" и "Лексусы" трехэтажным матом. С нее станется. А папики в ответ на подобные пассажи не обложили бы зарвавшихся лесби свинцом из одомашненных винчестеров.

Динка не срывается, до самого конца: всю свою злость она вымещает на Ленчике и на партнерах по сексу.

Тех самых, которым и в голову не придет безнаказанно хватать ее за задницу.

...Ангел тоже не хватает меня за задницу, это было бы слишком примитивно. К тому же я вовремя поворачиваюсь к нему лицом.

– Прекрасно выглядишь, - улыбается мне Ангел.

– Ты тоже, - брякаю я.

– Как ты?

– Нормально...

– Нормально?
– Ангелу не очень нравится мой ответ.

– Я думала о тебе, - леплю я первое, что пришло мне в голову и что может хоть как-то утешить трудягу-самца: ночью он действительно старался.

– Я тоже.

– И что ты думал?

– Ты создана для любви...

Эй, Динка! Где ты?!.. Вот видишь, он сказал это! Он сказал...

– Спасибо.
– Ничего другого в голову мне не приходит. Ничего, кроме этого дурацкого, пахнущего школьными завтраками "спасибо".

Ангел смеется, он находит мой ответ трогательным и забавным. Он находит ответ, а потом находит губы. Мои губы. И снова я ощущаю во рту привкус свалявшейся шерсти...

– Не хочешь продолжить?
– шепчет Ангел мне на ухо.

Только этого не хватало!..

– А как же Динка?
– Я все-таки не выдерживаю и задаю этот вопрос, больше похожий на заряд дробовика. Еще секунда - и Динка падет бездыханной, а мне останется только подойти и поставить босую пятку на ее развороченную грудь.

– Я люблю вас обеих. Я люблю вас...
– Ангел щелкает пальцами, пытаясь подобрать нужные слова.
– Я люблю вас как одну... Как одно... Так ты не хочешь продолжить?

Н-да... Все предельно ясно.

– Хочу... Но не сейчас... Мне нужно проветриться... Собраться с мыслями...

– Зачем?
– искренне удивляется Ангел.

– Произошло что-то важное... Ты должен понимать...

Ангел кивает косматой собачьей головой. Он понимает.

– Хочешь, сходим куда-нибудь вместе... Выпьем вина...

Час от часу не легче! Хороша же я буду, если притащу Ангела на Риеру Альту. А если он все-таки увяжется за мной? Что тогда делать с днем "X" и Динкиным дилетантским, небрежным, но так тщательно разработанным планом?

– Не думаю, что это хорошая идея...
– завожу я свою старую волынку.

– Только не уговаривай меня отсосать у своего пса.
– Ангел скалится, и непонятно, чего в его улыбке больше - нежности или угрозы. Очевидно, Динка перевела ему мой ночной совет, вот сволочь!..

– Не буду, - легко соглашаюсь я.

– Так что? Сходим куда-нибудь?

– Не сейчас... Мне нужно побыть одной.

Я стараюсь произнести это убедительным тоном влюбленной студентки, влюбленной массажистки, влюбленной учительницы музыки. По классу аккордеона. И Ангел отступает - аккордеон слишком серьезный инструмент, к тому же он не совсем в испанском духе.

– Я ненадолго, - продолжаю канючить я с самым независимым видом.
– И вот еще, Ангел... Я хотела тебя попросить... Говорят... говорят, это делает секс незабываемым.