Люди государевы
Шрифт:
Тараканову надавали тумаков и посадили на цепь под палубу дощаника. Потом пошли всей ватагой в острог к церкви, где шла обедня, отматерили воеводу Нарбекова и пригрозили на обратном пути, поднять нарымских казаков и раскатить воеводский двор по бревнышку.
Июня в 11-й день они были в Тобольске. И тобольский воевода Иван Иванович Салтыков выдал Ивану Чернояру хлебный запас, который и был благополучно доставлен в Томск.
В 9-й день сентября с письмами, отобранными у Тараканова, из съезжей избы в трапезную Богоявленской церкви пришла орава возмущенных казаков во главе с сынами боярскими Василием
— Зови попа Сидора для обличенья в кругу!
— Он сейчас свершает таинство крещения… В чем его вина?..
— Письмо против мира написал архиепископу, потакая сыну своему духовному Щербатому! Закрой покуда двери, чтоб не сбежал, как покрестит…
Алексеев позвал пономаря, и они вдвоем закрыли все двери.
Закончив крещение, поп Сидор скрылся в алтаре.
Казаки сгрудились у иконостаса, и Василий Ергольский закричал:
— Выходи, Сидор, не доводи до греха!
— Мне надобно к обедне готовиться!.. Я вам для какой надобности нужен?
— На круге расскажем! Выходи!
— Мне надобно к обедне готовиться!
— Выходи, Сидор! Иначе войдем в алтарь, и не сдобровать тебе!
— Ладно, выхожу!
— Господи, спаси и сохрани! — прошептал Сидор и приложился к образам Спаса и Богородицы.
Едва ступил за Царские врата, как его тычками погнали к двери и вытолкали на паперть, у которой толпились казаки.
— Казаки, слушайте, что сей рясонос про вас написал! — крикнул Василий Ергольский и прочитал письмо Сидора архиепископу Герасиму.
— А вот чему он научал писать Оську Щербатого!
Ергольский прочитал письмо Щербатого тобольским воеводам.
Раздались злобные крики:
— Христопродавец! Крови нашей захотел!..
— В железа его!
— Воевода свои письма сам писал, а мне десятильник Коряков писать велел!.. — попытался оправдаться Сидор.
— А ум у тебя черт отнял? — ткнул его в плечо Тихон Хромой. — Против мира идешь, нас жить по Христу учишь, а сам сатанинские дела творишь!
— Бей изменника! — крикнул Остафий Ляпа и столкнул Сидора с паперти. На попа посыпались удары. Его повалили на землю и стали пинать ногами. В это время раздался истошный женский крик:
— Ироды, не бейте его!
Это была жена Сидора, Анна. Она налетела на обидчиков мужа и стала их отпихивать. На помощь ей кинулась взрослая дочь. Но досталось и им. С попадьи сдернули волосник, разбили лицо. У дочери сорвали летник, располосовали от горла рубашку, и она, закрывая грудь, побежала прочь. Попадья пронзительно голосила и швыряла комья земли в казаков. Но казаки отстали от Сидора, лишь когда он перестал шевелиться. Так его и оставили лежащим замертво на площади перед церковью.
Глава 18
Государь Алексей Михайлович принимал в Приемном покое томских челобитчиков. Накануне вместе с боярином Алексеем Никитовичем Трубецким разбирал томские челобитные, по иным докладывал Трубецкой, иные государь читал сам. И вот томские челобитчики стоят перед ним без шапок и ждут его высокого слова. Возле трона недвижными истуканами замерли рынды в белых терликах-кафтанах, в белых же сафьяновых сапогах
— Я прочитал ваши челобитные, — заговорил Алексей Михайлович, и Трубецкой торопливо снял шапку.
— По всем челобитным мною даны указы. Над князем Щербатым по вашим жалобам будет учинено следствие и суд! Указал я поставить в ваш Томский город новых воевод. Указ о том отправится немедля, наперед вас, дабы смуты в городе не было… Следствие будет в Тобольске и Томске и над теми, кого вы держите под арестом…
Указал я казенную десятинную пашню, как и прежде, пахать и засевать мерою в одну тысячу восемьсот квадратных сажен, а не вдвое больше, как повелел дурном князь Щербатый….
При этих словах Василий Титов одобрительно закивал головой.
— Ему же князю указал, дабы он ясырь не перекрещивал и на Русь не отправлял, дабы ясашных наших людей не обижал, за мертвых людей соболей бы не брал…
Довольный, заулыбался Тондур Енгулов.
— Казаку, что был в ленской посылке восемь лет без жалованья… — Алексей Михайлович приостановился, посмотрел на Трубецкого, и тот подсказал: — Роману Немчинову, государь….
— Роману Немчинову выплатить жалованье за два года!.. Вам всем, кто с челобитьем пришел, дадут подорожные, деньги в подъём и на дорогу, по пять аршин камки и грамоты наши вам будут даны…
Федор Пущин вышел вперед, поклонился в пояс и сказал:
— Дозволь, государь, слово молвить!
— Говори!
— Да сохранит Бог мудрость твою и здравие твое на многие лета! Благодарим за милость твою, а мы, холопы твои, народились, иные как вот Иван Володимирец и состарились в Сибири. Иван Томский город ставил с другими казаками. Мы, холопы твои, служили отцу твоему блаженной памяти великому царю и великому князю Михаилу Федоровичу верою и головами своими и кровь за государя проливали и проливаем! Вот у Романа Немчинова семь ран в ленской посылке было, и другие многие изранены, и головы складываем за тебя, государя, и никакого дурна от нас не бывало. И впредь, государь, будем служить тебе в Сибири безизменно!.. Только избавь, государь, нас от воров и хищников в человечьем обличье!
— Как я сказал, так и будет! — сдвинул сурово брови Алексей Михайлович. И под русым пушком бороды запунцовели щеки. — Всегда буду судить по справедливости! Ступайте с Богом и служите на благо наше!
Грамоты, подписанные государем в 19-й день сентября 7157 (1649) года, были отправлены с двумя тюменскими казаками в 28-й день сентября. Тобольскому воеводе Салтыкову приказывалось немедля отправить их в Томск, «чтоб меж томских воевод и служилых людей розни и нашему делу порухи не было». Через четыре месяца и семнадцать дней царские грамоты прибудут в Томск.