Люди государевы

Брычков Павел Алексеевич

— Опять загундел своё! Сказано: воевода пред вами, отдайте указ!

— Не велено! — упрямился Соснин.

— Да че с ними говорить! Щас отдадут!.. — подскочил к Соснину Тихон и ударил кулаком по дых. И радостно воскликнул:

— Дак у него бумаги-то за поясом!

— Захар, посмотри, что тут! — сказал Бунаков подьячему Давыдову.

Давыдов подошел к окну, просмотрел листы и сказал:

— Есть государева грамота, богомольные грамоты архиепископа Герасима и указ из Сибирского приказа, чтоб более табаком не

торговать…

— Богомольные грамоты отдай… — приказал Бунаков и обратился к Соснину и Заливину: — Вы свое дело сделали, как поедете обратно в Тобольск, я отпишу, что государев указ получил!

Когда вышли на улицу, Соснин сказал Заливину:

— Благо что врозь грамоты положили и тебя не обыскали! Пойдем к Осипу Ивановичу!

Караульные у воеводского двора остановили было казаков, но, узнав, что несут Осипу царскую грамоту, пропустили. А Михаил Яроцкий, усмехнувшись, спросил:

— Убрал государь Осипа?

— Не ведаем, в грамоту не заглядывали! Объявят после молебна сегодня!

Пока иеромонах Троицкой соборной церкви Киприан служил молебен о многолетнем здравии царя и царицы, Осип Щербатый едва сдерживал радость и крестился с особым усердием. Перед молебном он шепнул о пришедшем государевом указе дьяку Ключареву. Едва кончился молебен, как Щербатый громко возвестил:

— Казаки! Я получил государеву грамоту, где велено мне сидеть в приказной избе вместе с дьяком Ключаревым и с Ильей! Илья тоже получил такую грамоту, но от служилых людей ее скрыл, что учинил не по царскому приговору!

В храме повисла мертвая тишина. И в этой тишине раздался охрипший голос Бунакова.

— Да, государеву грамоту я получил, но от служилых людей скрывать не намерен!

— А коли не намерен, огласи этот государев указ вслух, чтобы тот государев указ всем людям был ведом!

— Давайте огласим! Кирилл, сбегай принеси царскую грамоту! — приказал он подьячему Кириллу Якимову, сыну Попову.

— Что, не весь стыд-то растерял? — злорадно сказал Щербатый Бунакову. Тот промолчал.

Когда Кирилл Попов принес царскую грамоту, Щербатый сказал Бунакову:

— Читай!

— Я плохо читаю, пусть дьяк прочтет!

Ключарев взял указ, взошел на амвон и развернул лист.

— О чем в государевом указе писано, буду сказывать своей речью! — объявил Ключарев. — Перво-наперво писано, чтобы обоим воеводам и дьяку быть в Томском у государевых дел в государевой съезжей избе и государевы всякие дела делать всем вместе безо всякой розни!.. Далее писано, за то, что Илья с ведомым вором Гришкой Подрезом-Плещеевым и с советниками, томскими казаками, отказали князю Осипу от места без государева указу, и Илья учинился начальным человеком один и сидит на казачьем дворе за городом мимо государевой съезжей избы и за то ему Илье писано от государя с большою опалою!..

Ключарев помолчал, рассматривая грамоту,

затем продолжил:

— Далее велено государем Сабанского с товарыщи освободить, Гришку Подреза арестовать и учинить следствие… В конце писано, что ежели кто не будет слушать воевод до их перемены и дьяка и государеву указу будут противны, за то быть им казненным смертью!..

Ключарев перевел дух и почувствовал, как по спине побежали струйки пота. Из-за страха, что его начнут уличать. Ибо из указа он нарочито не огласил, что над Щербатым нужно учредить следствие, что ему надлежит вернуть городскую печать и, главное, ему запрещено мстить своим противникам под угрозой смертной казни.

Бунаков молчал. Но казаки взорвались многоголосьем.

— Под вашим судом, Оська и Мишка, никогда нам не быть! — подскочил к Ключареву Остафий Ляпа.

— Верно! — поддержал его Иван Чернояр. — Начальным у нас будет, как прежде, один Илья Микитович!

— А Петра Сабанского с товарыщи ис тюрьмы не выпустим! Легче побьем их да в воду помечем! — крикнул Кузьма Мухоплёв.

— Григория Подреза арестовать не дадим! — крикнул Тихон Хромой. — А ты, Мишка, тут нам басни сказывал!

— Не слышали, кто государя ослушается, казнен будет! — грозно крикнул Осип Щербатый.

— Заткни хайло, тварь воровская! Не быть нам у тебя под судом! — отрезал Иван Алпатов.

— Да что их слушать, грамоты не государевы не прямые, ложные! — перекрикнул всех Лаврентий Хомяков, енисейский гулящий человек из охотников по прозванию Соленик. — Бояре, поди, подменили!

— Ну-ка, покажи! — выхватил грамоту из рук Ключарева Тихон Хромой. Какое-то время рассматривал ее и огласил:

— На грамоте нет государевой печати Сибирского приказа, есть только печать тобольская Сибирского царства!

— Ну вот, говорю же — не прямая грамота, воровская! — радостно крикнул Хомяков.

Киприан, будто желая погасить разгорающиеся страсти, махнул кропилом, и святая вода и впрямь подействовала. Казаки потянулись к выходу.

Щербатый вполголоса сказал Бунакову:

— Отдай ключ от съезжей избы, иначе не сносить тебе головы!

Бунаков молча протянул ему ключ. Он не сомневался в подлинности царских грамот.

Однако, когда Щербатый направился к съезжей избе, его встретила толпа служилых людей.

— Что, князь, дорогу в свои хоромы забыл? — встал перед ним Остафий Ляпа.

— Иду сидеть в съезжую по государеву указу!

— Тебе от места отказано всем городом и в приказной избе не сидеть! — зло воскликнул Тихон Хромой. — Ключ отдай, что взял у Ильи! Не то будешь сидеть в пролуби, а не в избе!

Щербатый бросил ключ на дорогу и процедил сквозь зубы:

— Дождетесь виселицы, доиграитесь!

И пошел к своему двору, расталкивая толпу.

Глава 24