Люди государевы
Шрифт:
Федор Пущин с челобитчиками тронется из Москвы через два месяца после отправки грамот.
Глава 19
Давно облетели листья с деревьев, под березами будто лисьи шубы брошены. Миновало бабье лето. Над городом нависали темно-синие клочьями рваные тучи, грозя дождем. Через седмицу закончится октябрь месяц, а там уж жди снега. Илья Бунаков шел к съезжей избе мимо отстроенного нового города, белеющего срубами стен и башен и, довольный, отметил, что плотники уже прорубают бойницы в стенах, притворах и
Отныне можно не опасаться шальных набегов калмыков. Вовремя по его письму прислали из Тобольска и пятьдесят пищалей. Правда, указали, прежде чем раздать кому-либо, узнать, получал ли он ранее пищаль. Ежели пищаль утрачена в бою, выдать ему новую пищаль, а ежели потерял, отдал в заклад или пропил, тому тоже выдать, однако взять с него три рубля за пищаль… Пищали были розданы служилым, посадским и пашенным людям.
Пришла пора проверить, как с ними умеют управляться.
В съезжей избе Бунаков приказал денщикам Семену Тарскому и Дмитрию Мешкову:
— Известите всех служилых людей и детей боярских и всех казаков, которые будут не в караулах, чтоб назавтра с утра пришли на смотр к озерку за задней острожной стене с пищалями!.. А как известите, приготовьте плахи, в которые стрелять, да батоги — нерадивых учить!..
Через полчаса Мешков и Тарский с барабанным боем пошли по улицам города, по острогу и посаду, оглашая приказ воеводы Ильи Никитовича Бунакова.
С утра в 24-й день октября у задней острожной стены, напротив пологого склона, где были установлены пять досок-мишеней, собрались дети боярские, конные и пешие казаки около полутора сотен человек. За столом из плах, прибитых к вкопанным столбикам, сидел подьячий Захар Давыдов.
По команде казачьего головы Зиновия Литосова казаки построились по десяткам в две шеренги. Илья Бунаков стал перед ними и огласил:
— Всем приготовить пищали к осмотру! После осмотра будем стрелять каждый по два выстрела, кого я выкликну! Пищаль будете заряжать на время… Кто с двадцати пяти сажен стоя из пищали в доску два раза попадет, тому будет угощение вином из казенного погреба. Дети боярские получат четыре чарки, казаки — две чарки!..
Раздался одобрительный гул и смешки.
Бунаков с Литосовым двинулись вдоль строя. Проверяли фитильные замки у пищалей, на банделерах-перевязах осматривали берендейки — коробочки с порохом, обтянутые кожей, — да чтоб в одной берендейке был затравочный порох, проверяли, чтоб было стальное огниво и рог для засыпки пороха в ствол… Когда подошли к пешему казаку Ивану Трофимову сыну Тренке, Илья Бунаков спросил:
— Где твоя пищаль?
— Потерял… — виновато опустил голову Иван.
— Да проиграл он ее Гришке Подрезу! — сказал Литосов. — Да и себя проиграл! Похолопил его Гришка…
— Пятьдесят батогов ему! — приказал Бунаков. Денщики подскочили к Ивану, содрали с него кафтан и уложили на бревно, рядом с которым стоял палач Степан Паламошный. Паламошный принялся за свою работу.
У сына боярского Пересвета Тараканова все было на
— Скоро ржа проест, пищаль не чищена!
— Да вечером чистил!
— Я сказал не чищена, значит нечищена… Полсотни ударов!
Осматривая пищаль Василия Балахнина, которого месяц назад по просьбе попа Бориса выпустили из тюрьмы, Бунаков спросил:
— Где фитильный замок?
— Да сын озоровал и сломал, я о том не ведал… Починю седня…
— Не ве-едал! А ежели калмыки, пальцем будешь стрелять!.. Двадцать пять батогов, чтоб лучше помнил!..
Когда Василия денщики поволокли к Паламошному, Василий закричал:
— Придумал смотр, воровство свое укрепляючи, чтоб заединщикам своим потакать!..
— Сто батогов ему, а после батогов в тюрьму!.. — рассвирепел Бунаков.
Затем продолжил наставление:
— После первого выстрела пищаль надлежит немедля перезарядить, да чтоб более трех минут не перезаряжать, — кивнул он на песочные часы, стоявшие на столе перед Давыдовым, — ежели кто больше время потратит, тот винной чарки не получит, пусть даже и в доску попадет, ибо за то время калмык может три стрелы всадить!..
— Кузьма Сапожник, к рубежу! — вызвал он брата Васьки Мухосрана, одного из лучших стрелков. — Покажи, как надлежит стрелять!..
Кузьма подошел к воткнутой в землю палке, откуда следовало стрелять, огнивом запалил зажатый в замке фитиль, насыпал затравочного пороха на полку, прицелился и плавно нажал спусковую жагру, фитиль опустился на полку, затравочный порох вспыхнул, и раздался выстрел. Все увидели, что пуля ударила в центр доски. Кузьма быстро засыпал в ствол порох, запыжил, вставил пулю, закрепил пыжом и вновь удачно выстрелил.
— Кузьме две чарки! — сказал Бунаков, и Захар Давыдов записал на листе.
— Далее стреляем залпом по пять человек! Выходите, Ергольский, Неверов, Гречанин, Петлин и Ляпа…
Пальба за острожной стеной продолжалась до самого вечера. По окончании удачливые стрелки пришли к винному погребу, где целовальник Степан Моклоков выдал по списку Захара Давыдова обещанные чарки.
Через пять дней, в 30-й день октября, Бунаков провел второй смотр, куда были вызваны «всякого чину люди и служилые, и оброчные, и жилецкие, и гулящие» из посада и слобод. Дабы порох понапрасну не тратить, им стрелять не приказывали, а надо было лишь сделать вспышку затравочного пороха на полке пищали. Но и тут без батогов для нерадивых не обошлось…
Князь же Щербатый о смотре так писал в Москву: «Илья Бунаков, укрываючи свое воровство и своих советников, затеял дать у конных и пеших казаков смотр с оружием за задними острожными воротами. А на смотре велел стрелять, идучи, по щепке, как чуть имя кликнут. И которые к воровству его не пристали, дети боярские и конные и пешие казаки и тех велел батогами бить нещадно. А которые его советники были на смотре, не только что стреляли не метко ис пищали, ино и замков у многих нет…»