Люди греха и удерживающие
Шрифт:
Тут отмечу, что в наш университет на специальность «философия» студентов набирали на дневное отделение только в группы с латышским языком обучения. В СССР специальность «философ» можно было получить в Московском университете, Ленинградском университете, Киевском университете, и преподавание в них шло только на русском языке. Такой порядок существовал потому, что компартия хотела контролировать подготовку людей с системным мышлением, поскольку потом их направляли работать преподавателями марксизма-ленинизма в вузы и техникумы или брали на службу в партийные органы. Почему в Латвийском университете готовили преподавателей философии на латышском языке в количестве двадцать пять-тридцать человек в год при потребности вузов республики в одном-двух преподавателях – непонятно. Теперь стало ясно, что
Один мой хороший знакомый, глубоко русский по духу человек, учившийся на философском отделении университета, недавно рассказал, что преподаватели целенаправленно формировали националистические настроения в латышских студенческих группах. У них на факультете, например, не изучали курс истории КПСС, обязательный для всех других студентов. Практически все ходившие со мной на военную кафедру латыши с философского факультета стали в «белой» Латвии государственными чиновниками высокого ранга или идеологами национального движения. Не отстали от них и женщины. Жанетта Озолиня, например, после получения вузовского диплома защитила кандидатскую диссертацию по марксистско-ленинской эстетике и преподавала курс научного коммунизма. Потом она стала главным идеологом «латышской Латвии» и успешно давила все противоречащие этой концепции проявления вольнодумства в общественных науках страны. Это был явный случай принятия человеком на себя миссии волхва, проповедующего языческую веру в то, что существуют высшие и низшие этносы.
Стандартная студенческая стипендия в советское время равнялась в то время 40 рублям, повышенная, полагавшаяся отличникам, – 50 рублям. Этого, в принципе, хватало на питание, но для того, чтобы одеться, обуться и отдохнуть, студенты обычно подрабатывали. Это были ночные дежурства, работа грузчиком, инкассатором, чернорабочим на стройке.
Я первое время подрабатывал со старостой нашей студенческой группы Владимиром Куликом художником-оформителем в одной военной конторе. Все было хорошо, но однажды военные заказали нарисовать им большой плакат к празднику Великого Октября. Плакат в нашем исполнении оказался очень похожим на «Сеятеля», что сотворили Остап Бендер и Киса Воробьянинов из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова. Тот самый, который призывал приобретать облигации государственного займа индустриализации. С непыльной работы военные начальники нас с треском выгнали. Мы подались в студенческий отряд.
Каждые летние каникулы большинство мальчишек ездили в студенческие отряды подзаработать. Девчонки ездили в отряды больше в поисках романтики. Мне довелось съездить со студенческими отрядами в Астраханскую область, в г. Гагарин Смоленской области, в Шверин, что в ГДР, в Приднестровье, один раз работал на стройке в Риге.
Поскольку я пришел в университет после армии и имел опыт работы с людьми, в комитете комсомола мне сразу предложили руководить студенческими отрядами. Это было хлопотно, требовалось отвечать за жизнь и работу нескольких десятков, а потом и нескольких сотен человек, но интересно, а главное – позволяло наработать управленческий опыт.
У членов студенческих отрядов были своя форма, значки, нашивки. После работы все собирались у костра петь песни, танцевали под магнитофон, смотрели кинофильмы. Словом, полная романтика.
Раз, будучи руководителем объединенного латвийского студенческого строительного отряда в Смоленской области, я встречался с матерью первого космонавта – Анной Тимофеевной Гагариной. Она была дояркой и по-простому рассказывала, как ее сын рос, учился в школе, потом в военном училище. Юра был, по ее рассказам, простым деревенским парнем, который в силу своих духовных и волевых качеств выучился и стал космонавтом. Судя по фильмам и выступлениям, он был от природы очень обаятельным человеком. Своим полетом в космос и обаянием Юрий Гагарин удерживал вокруг коммунистических духовных ценностей миллионы людей не только в Советском Союзе, но и по всему миру.
Наш студенческий отряд был сформирован из представителей всех латвийских вузов, и мы строили жилой дом в Гагарине,
Как руководитель латвийского отряда я организовал для бойцов в ночь на 24 июня празднование Лиго с прыжками через костер и распиванием бутылочного пива, хотя в отряде был строгий сухой закон. Решил, что если отмечать праздник, то согласно существующим традициям. Лиго тогда воспринималось как местный советский праздник, и отмечали его в равной степени и латыши, и русские.
Позже я узнал, что отмечать Лиго – языческая традиция, и цветок папоротника в ночь на этот праздник ищут для того, чтобы приобрести с его помощью власть над нечистой силой. Добыть расцветающий в полночь цветок можно только совершая колдовские обряды и читая специальные заговоры. Нечисть старается отвлечь охотника за цветком папоротника: зовет голосом близкого человека. Если дашь слабину и отзовешься на этот голос, можешь лишиться жизни. Злой дух срывает тогда голову вместо цветка папоротника и посылает душу искателя приключений в ад, на мучения, за то, что тот дерзнул похитить цветок, составляющий украшение преисподни.
Хотя этих конспирологических тонкостей в тот момент я не знал, попытки парней из стройотряда пойти на ночь глядя искать цветок папортника в ближайший лес я командирской властью пресек. Цветок они вряд ли бы нашли, но вот на точку, которая торговала ночью водкой из-под полы, вполне могли набрести. Тогда не им, а мне голову в республиканском комитете комсомола точно оторвали бы.
Вообще в город Гагарин приезжали студенты со всех союзных республик. На выходные мы проводили Дни республик. В эти дни слушали выступления студентов, которые учились на певцов и музыкантов, танцевали вместе танцы разных народов. Мы также угощали друг друга пловом, кумысом, серым горохом с копченостями, которые готовили на месте. Помощь в проведении этих мероприятий оказывал университетский комитет комсомола. В нем я подружился с Виктором Леиньшем – умным и порядочным человеком, хорошим организатором. Он стал приглашать меня на разные комсомольские мероприятия республиканского уровня. Вокруг него собирались хорошие люди – и русские, и латыши. Жаль, что он рано ушел из жизни, в первые годы перестройки. Или его ушли – он оказался вовлечен в нефтяной бизнес, а там умных и порядочных людей не переносили.
Наш отряд открыл в классе школы, в которой мы жили, кафе, украшенное в национальном стиле. В кафе можно было выпить чашечку кофе и съесть булочку. Кафе всегда было переполнено в свободное время, и в нем я подружился с ребятами из всех республик. Барменом в нем был студент Латвийской консерватории по прозвищу Ник, учившийся на режиссера. Потом он стал известным латвийским деятелем культуры. А Петерис Кригерис, с которым мы тоже подружились в этом стройотряде, стал руководителем всех латвийских профсоюзов. Эти люди также были и остались удерживающими в своей среде.
Три года я изучал экономику на дневном отделении университета, а в конце четвертого курса перевелся опять на заочное отделение. Надо было думать о том, как зарабатывать на хлеб насущный.
Глава IV. Академическая карьера
Молодой ученый
Здание Академии наук Латвийской ССР
На работу я устроился в Институт экономики АН Латвийской ССР. Директор института член-корреспондент Имант Христианович Киртовский удивился тому, что к нему пришел молодой человек и попросился на лаборантскую ставку в 90 рублей в месяц – на заводе можно было уже устроиться на должность экономиста на 140 рублей, а мастером в цех даже на 220 рублей. Однако меня больше интересовали знания, а не деньги. И потом, надо было выполнять данное когда-то бабушке Наталье Ивановне обещание.