Люди греха и удерживающие

Гапоненко Александр

Классики марксизма-ленинизма поразили меня своей эрудицией и глубиной осмысления огромного эмпирического материала, и я стал убежденным марксистом.

Служба в армии в связи с учебой не была такой уж безоблачной, как может показаться. Раз в субботу я шел после зачета по экономической географии из главного корпуса университета, что на бульваре Райниса, 19, к себе на службу в штаб. Весело так шагаю по улице Ленина, и тут возле Христорождественского собора, переоборудованного советскими властями под Планетарий, ко мне запыхавшись подбегают два курсанта из «черного патруля». «Черного», потому что это были курсанты ракетного училища, носившие погоны и петлицы черного цвета с перекрещенными пушечными стволами на них. «Черный» майор стоял невдалеке и ждал, когда его подчиненные приведут

к нему «сержантика» для проверки наличия увольнительной записки.

Увольнительной записки у меня, как назло, не было – мой старший офицер заболел, и я не смог оформить документ в комендатуре роты обслуживания. Проблема была в том, что старшим в комендатуре был пр апорщик по фамилии Коваленко, который меня сильно недолюбливал. Очевидно, его раздражало, что я учусь в университете, пока он считает грязные солдатские портянки перед сдачей их в прачечную. Но на вкус и цвет товарищей нет!

Поскольку увольнительной записки у меня не было, пришлось что было мочи рвануть прочь от «черного патруля» вдоль улицы Ленина. Э. Крузе не зря заставлял меня бегать на тренировках по полтора километра с ускорением. Курсанты быстро отстали и я, воспользовавшись этим, заскочил незаметно в подъезд Центральной городской библиотеки им. М. Горького, в которую был записан. Это та, что находится напротив храма Св. благ. князя Александра Невского – моего небесного покровителя. Сейчас у этой библиотеки, в порядке наказания за какие-то прегрешения, отняли имя Максима Алексеевича Горького и сделали безымянной. Русскими книгами эту библиотеку сейчас тоже больше не комплектуют.

Скрывшись от патруля и отдышавшись в подъезде библиотеки, я поднялся на второй этаж в читальный зал, взял нужные мне учебники и просидел спокойно часа три – готовился к следующему зачету, кажется, по истории КПСС. Дежурство патруля к этому времени закончилось, и он ушел в комендатуру, что находилась в Цитадели рядом с оскверненным Петропавловским храмом. Старший «черного патруля» даже в страшном сне не мог предположить, что «летун» (так в армии звали тех, кто носил голубые погоны и петлички авиаторов с крылышками и пропеллером на них), умудрился скрыться от него в библиотеке. В тот раз все кончилось благополучно, а мог бы запросто попасть на десять суток на гарнизонную гауптвахту за самовольную отлучку со службы.

Вообще ангел-хранитель очень часто оберегал меня от всякого рода неприятностей, связанных с моим разгильдяйством, – видимо, молитвами бабушки Марии Ивановны.

Все тайное когда-то становится явным

Рижанки встречают нацистов цветами, июнь 1941 г

Мне приходилось копить увольнения для посещения установочных лекций и сдачи экзаменов во время сессий. Ходил на занятия и экзамены в центральное здание университета в парадной военной форме, чем приводил в восторг сокурсниц и сильно раздражал преподавателей.

Тогда я не понимал причин плохо скрываемого раздражения моим внешним видом некоторых университетских преподавателей преклонного возраста. Вроде бы и брюки хорошо выглажены, и ботинки начищены, и яркий значок «Отличник боевой и политической подготовки» на груди сияет. Даже фуражку я в университете уважительно снимал и ходил по коридорам и аудиториям, держа ее в руках. Была в этой недоброжелательности университетских преподавателей какая-то тайна. Как оказалось позже, это была тайна беззакония.

Уже в наше время случайно наткнулся на опубликованную в интернете докладную записку, составленную высокопоставленным сотрудником латвийского КГБ, курировавшим высшие учебные заведения республики после войны. Оказалось, что пара сотен преподавателей латвийской высшей школы добровольно сотрудничала с немцами в период оккупации. С руководящих постов и от преподавания на общественных кафедрах их после войны коммунисты отстранили, а вот преподавать на всех других кафедрах оставили.

Хотя со дня

разгрома фашистской Германии прошло на момент моего поступления в университет уже четверть века, думаю, что бывшим коллаборационистам было не очень приятно видеть молодого сержанта Советской армии, радостно разгуливавшего в парадной форме по коридорам и аудиториям, в которых они с любовью развешивали портреты вождей Третьего рейха. Хотя развешиванием портретов дело не могло ограничиваться. Немцы уничтожили в годы войны несколько тысяч студентов, профессоров, выпускников латвийских вузов – в основном латышей. Они планировали ассимилировать латышский этнос и поэтому тотально уничтожали его интеллигенцию, поддерживаюшую национальное самосознание. Те, кто остался при немцах преподавать в высшей школе, должны были что-то отдать взамен сохранения жизни и известного уровня материального потребления.

Обычно в жертву немецким спецслужбам отдавали своих коллег коммунистов или демократов. Ведь это только кто-то из своих мог настучать в 1944 г. в гестапо на членов «белого» Латвийского центрального совета: профессора Константина Чаксте, политика Бруно Калныньша, дипломата Людвига Сэю, католического епископа Езупа Ранцанса и двух сотен других знаковых фигур латышской интеллигенции. Всех их отправили в концлагерь, большинство потом расстреляли.

Кстати, во время моей учебы в аlma mater не было традиции поминать погибших во время немецкой оккупации преподавателей и студентов. Тогда мне казалось, что это потому, что они были «белыми» латышами. Однако такой традиции нет в Латвийском университете и в настоящее время, после возврата к «белому» латышскому проекту. Была предпринята попытка установить памятник Константину Чаксте в Риге напротив Кабинета министров, но ее успешно заблокировало высшее руководство республики во главе с тогдашним президентом – эмигранткой В. В. Фрейбергой. Ее отчим служил на руководящих должностях в латышском легионе Ваффен СС, и она, видимо, испытывала ненависть ко всему, связанному с антифашистским сопротивлением в Латвии.

В пользу моего предположения о доносах преподавателей университета говорит и то обстоятельство, что в «новое» время именно они активнее всех стали пропагандировать теорию «советской оккупаций».

Преступления эсэсовских легионеров, коллаборационистов и «лесных братьев» в этой теории расцениваются меньшим злом, чем действия «советских оккупантов». Носители тайны беззакония пытаются скрыть факты массового сотрудничества «коричневой» латышской интеллигенции с нацистами.

Впрочем, они скрывают также сам факт существования латышской интеллигенции, которая сражались за «красную» Латвию – Яниса Антона, Иманта Судмалиса, Вилиса Самсонса, Джемса Банковича, Леонида Лейманиса, Пауля Галиенекса. Эти люди выполняли функции удерживающих в среде латышского народа.

Особую активность в распространении теории «советской оккупаций» проявляет нынешний евродепутат, а в советское время секретарь парторганизации экономического факультета университета Инесе Вайдере. Таким образом она, похоже, пытается замолить свой грех активной борьбы в советский период с «реакционной латышской буржуазной эмиграцией». Я однажды услышал ее выступление на эту тему на теоретическом семинаре на кафедре политической экономии у профессора Яниса Петровича Пориетиса. С тех пор я сторонился И. Вайдере от греха подальше. Тогда подумалось: «Сегодня ты клеймишь «белую» латышскую эмиграцию, а завтра будешь клеймить латышских коммунистов теми же словами». Как в воду глядел.

Отход человека от веры – апостасия – явление хорошо известное в христианстве. Оно всегда расценивалось как одно из самых тяжелых преступлений, и отступники наказывались отлучением от общения с другими верующими. Если же это преступление совершал священник – человек, вызвавшийся быть пастырем душ человеческих, да еще если он начинал агитировать за новую веру, то такой отступник подвергался уголовному наказанию.

Под понятие тяжкого преступления полностью подходят действия коммунистических идеологов, которые переметнулись в лагерь националистов-язычников в начале 90-х гг. прошлого века.