Люди на болоте. Дыхание грозы

Мележ Иван Павлович

увидишь!.. Переставь, Хведорко!

– Не проткнет!
– мирно и убежденно заявлял Хведор.
– Чего ей протыкать!

В одном колхозе, считай!.. Ушла бы ты, Арина, лучше было б, ей-бо!..

– Чтоб кормила хорошо и - чтоб ласково с ею!
– просила Зайчиха, за

подол которой держалось сопливое дитя.
– Как накормишь да как ласково

подойдешь, дак даст что-то.

Не гляди, что такая!.. Надо ласково, если доишь!

– Ласково буду!
– клялась Вольга,

смущенно-радостная, чинная - от

непривычной еще должности. Была она сегодня особенно аккуратной: в ладной,

сшитой Хведором жакеточке, в сапогах, в красиво повязанном платке, из-под

которого выглядывало беленькое аккуратное личико с гладко зачесанными

назад волосами - А чего ето, тетко, слезы у тебя?
– спрашивала Вроде

Игнатиха Миканорову мать, тоскливо сутулившуюся.
– Как все равно сына в

солдаты провожаешь! Жалко?

– А не жалко, Авдотечко? Жалко! Ето ж как подумаю:

как наживали ее, как выбирали... Как тешились... Наглядеться год не

могла... Ночью, бывало, проснусь, такая радость на душе... Подымусь,

ей-бо, пойду, погляжу... Стою, не натешусь. Потом уже вернусь. И так

хорошо на душе.

Так и засну... Такая хорошая попалась! На свете другой такой, сдается,

нет!..

– Миканор же ваш, тетко, распорядился! Мог, если на то, и уважить

старую!

– Не может, сказал! Как я, говорит, председатель, то первым должен,

говорит, пример показывать! Еще и приказал, чтоб слез не распускала!

Особенно на людях! Не позорила чтоб, сказал. А я вот - не могу! На свете

другой такой, кажется, не было!.. Как вспомню, как наживали! Как ночью

вставала, чтоб поглядеть! Дак не могу! Хоть что - не могу! Горько.

В ворота все протискивались, все топтались в хлеву.

Обычно добродушный, Хведор начал злиться, не на шутку замахивался

костылем:

– Отойдите, бабы, ей-бо! На двор хоть выйдите! А то - вот, не погляжу -

костылем которую!.. Не погляжу - по ребрам, ей-бо! Шпиктакль нашли! Коров

только пужаете, пужалы чертовы!

– Бабы, все доглядим! Ничью не обидим!
– ласково, рассудительно

помогала мужу Вольга.

Но люди все лезли. На смену тем, что отходили, втискивались другие, с

интересом вглядывались, гомонили, смеялись. Все время шныряли меж

взрослыми дети; толкались, дурачились, будто на свадьбе. Было и несколько

мужчин, среди которых внимание особенно привлекали старый Глушак, Вроде

Игнат, Прокоп Лесун. Старый Корч смотрел внимательно и с уважением; когда

кто-то, поддабриваясь к старику, сказал, что коровы и те не хотят вместе

жить:

вон как смотрят одна на одну!
– Глушак спокойно

поправил:

– Привыкнут! Скотину ко всему приучить можно! На то и скотина!..

Вроде Игнат бросил какое-то насмешливое замечание, плюнул. Лесун

смотрел молча, понуро; слова не выдавил, так и поплелся со двора, не глядя

ни на кого, не обращая внимания на тех, кто с любопытством смотрел вслед.

Среди женщин, толпившихся во дворе, больше всего волновались Чернушкова

Кулина и Сорока.

– Как кто, а я - чтоб такое сделала когда?
– Кулина вертела головой,

костлявое от худобы лицо было красным, злым; клялась перед всеми: -

Никогда, даже если силою будут...

– Жисть будет: придешь с работы - никакой заботы!
– стрекотала отважно

Сорока.
– Ни коровы, ни поросяти - одни стены в хате!.. Любота!

– Как это оно будет?
– тревожилась Василева Маня.
– Хорошо, у которых

нет ничего!

– Эге!
– возразила невестке мать Василя.
– Не жалко разве? Богатому

жалко корабля, а бедному - кошеля!

– Корова - не кошель!
– сказала Вроде Игнатиха.

– То-то и оно!.. Что ето, правда, будет со всей выдумки етой?..

На Хонином дворе были большей частью мужчины. Здесь тоже толпились

около ворот, засматривали в сарай. Некоторые, и колхозники, и просто

любопытные, ходили в сарае около коней. И по двору и в воротах шныряли

дети, во всем похожие на тех, что были на Хведоровом дворе. Мужчины

держались более степенно, чем женщины, и рассуждали и посмеивались

сдержаннее, как и надлежит мужчинам. Многие были непривычно задумчивы,

почти все курили.

– Хлев спалите, черти!
– кричал Хоня, распоряжавшийся всем.
– Выйдите

отсюда, не собрание вам!.. Коней только беспокоите, единоличницкие души!

– Правильно, Харитон! Гони!
– поддержал Хоню Миканор, входя веселым,

сильным шагом.
– Как идти в колхоз, дак не хочут, а как глазеть - дак село

целое!

– Дак чтоб уткнуть голову куда, - отозвался Митя-лесник, - глянуть

наперед надо!

– Глядите, не секрет, очень долго!..

– Дак это ж не абы что!

Миканор, как и надлежит председателю, начал осматривать конюшню,

проверил, как поставлены кони, какое сено им положили. По тому, как

держался он, что делал и как делал, все могли - все, у кого глаза есть, -

должны были видеть, что в колхозе - твердый, надежный хозяин.

– Чтоб корм, Харитон, давал по режиму, в положенное время, и по

рациону, - распорядился Миканор.
– Чтоб никаких нарушений. По всем законам