Люди с чистой совестью
Шрифт:
Иван Маркович прикрывал отход своей санчасти до последнего патрона, он тоже погиб на славном посту солдата-врача.
Веселое оживление вызвало появление в отряде двух одиночек. Первый "воскресший из мертвых" партизан третьей роты по прозвищу "Васька-порченый". Еще на Князь-озере у него был припадок аппендицита. Дина Маевская сделала ему операцию, после чего он быстро стал в строй. Но прозвище "Васька-порченый" так и пристало к человеку. С ним дошел он до Карпат. На Карпатах приключилось с ним следующее: объевшись в голодные дни сырых грибов, Васька-порченый свалился. Вечером перед маршем к нему подошел сам еле стоявший на ногах врач. Он пощупал пульс и, махнув
В Карпатах мы были не в силах копать могилы в каменистой земле и закладывали убитых камнями. Скал вблизи не было, и Ваську-порченого мы засыпали листьями. А через день он пришел в себя, но отряда вблизи и в помине не было. Не было у Васьки и оружия. Парень скитался по горам, пробрался в село, но оно оказалось битком набито немцами. Случайно вышедший из хаты гуцул увидел партизана и провел его к стогу сена. На стогу, между сеном и крышей. Васька прожил четыре дня. Хозяйка подсовывала ему туда молоко, хлеб, брынзу. На четвертые сутки немцы ушли. Парень спустился вниз и уже совсем окрепший устроился под образами, за столом. Хозяйка выставила вареники. В это время в избу ввалилось двое полицейских. Скомандовав "руки вверх!", они обыскали Ваську. Не найдя оружия, стали допрашивать. Малый прикинулся военнопленным. Вернуться в лагерь он с видимой готовностью согласился, и полицаи успокоились. Они подсели к столу, к вареникам. Улучив момент, Васька схватил винтовку, прислоненную к стенке полицаем, и убил обоих. Затем он один, по следу отряда, прошел из Карпат через Тернопольщину, Подолию, Житомирщину в партизанский край.
Еще больше растрогал Ковпака и всех нас Велас.
В горах, после потери обоза, грузы санчасти и радиоузла распределялись между бойцами. Из санчасти Велас был переведен еще в Карпатах приказом Ковпака в радиоузел. Где-то возле Делятина старший радист поручил ему нести походный движок - "солдат-мотор", тяжелую железную штуку, килограммов до десяти весом. В горах Велас потерял отряд. По его рассказам, он достиг горы Дил, с которой мы разошлись по группам, на следующий день после нас. И вот тут-то он окончательно сбился со следа. Его ввело в заблуждение деление отряда на группы. Следы перекрещивались, путались, сбивали его с толку. Он заблудился и попал в Венгрию, а оттуда в Румынию; затем через Бессарабию, Подолию, Винничину и Житомирщину, помытарствовав на два месяца больше всех нас, он пришел в Полесье, нашел свой отряд, явился в штаб и молча положил перед Ковпаком движок "солдат-мотор".
Ковпак, серьезно расспросив Веласа о всем его маршруте, вызвал Войцеховича и сказал ему: "Занеси маршрут на карту, как движение отдельной партизанской группы". Затем вынул из-под кровати заветную фляжку и, наполнив два стакана самогоном, чокнулся с польщенным солдатом. Потом вызвал старшего радиста и передал ему "солдат-мотор".
– Да он нам ни к чему теперь, - сказал радист.
– Нам новый сбросили с Большой земли. А этот мы еще в Карпатах решили выкинуть.
Ковпак нахмурил брови. Но, к счастью, Велас не слышал слов радиста. Он давно уже был глуховат, а после карпатских лишений совсем стал туг на ухо.
Ковпак приказал отремонтировать веласовский мотор и ежедневно по часу работать на нем.
Последней пришла группа начштаба Базымы. Раненный в голову и грудь под Шепетовкой, он был спасен двумя бойцами - Бычковым и Сениченкой. Уже подходя к Шепетовским лесам на Тернопольщине, его небольшая группа напоролась на засаду. Минер Давыдович был убит наповал. Оператор Вакар успел сказать только: "Пленку! Доставьте отснятую пленку в Москву", и умер на руках
Мы стояли в октябре на хуторе Конотоп в четырех километрах от тех же Глушкевичей, где мы 12 июня 1943 года начали рейд на Карпаты. Третий знаменитый рейд на Карпаты окончился там же, откуда мы шли в "обитель, о которой раньше подумать надо, как из нее выйти".
Как часто мы с Васей вспоминали эти слова Руднева.
Осень уже позолотила леса Припятского бассейна. Зелень совсем исчезла. Даже хвоя елей и сосен приобрела бурый цвет.
19
В эти дни золотой осени Ковпак сказал мне:
– Петро! Полетишь на Большую землю? Тебя давно твое начальство вызывало... Доложи заодно и про нас. А!
Сказано это было спокойным тоном, но я видел, - старик сильно волнуется. Никто из нас не знал, как оценит руководство наш Карпатский рейд. "Задача выполнена", - радировал Ковпаку партизанский штаб во время рейда... Но как?
Ковпак страдал бессонницей... Он прислушивался к скрипу дверей в новом, только что срубленном доме.
Ясно было - Ковпак больше всех ждет Руднева... А когда и он сказал: "Петро... Полетишь на Большую землю"... я подумал про себя: "Значит все"... и стал собираться...
Сабуровский аэродром находился вблизи от Лельчиц. Вспомнились зимние ночи...
Всего только десять месяцев назад готовились мы к Лельчицкой операции. А казалось - прошли годы...
Вспомнились слова Руднева:
"Хлопцы! Это наши "партизанские Канны". Много воды утекло с тех пор. Уже даны немцу нашей доблестной армией настоящие Канны под Сталинградом, уже завершена полной победой битва на Курской дуге... А как же мы? Есть ли наша доля, наша капля труда, подвига в общей победе?
– спрашивали мы себя в эти осенние дни.
Вот Боровое - село, где мы стояли после "партизанских Канн"... Теперь тут расположены отряды Сабурова и Бегмы.
Мы подъезжали к аэродрому на рассвете... Подморозило...
– Щира лошадка, - почему-то ни к кому не обращаясь, сказал Ковпак.
Встает в памяти зимний день, когда мы впервые пришли сюда.
"Отсель грозить мы будем шведу", - декламировал тогда Руднев.
– Ты расскажи там... не забудь... про Проскуровску дорогу, твердил Ковпак.
Я вспомнил... на обратном пути из Карпат все группы докладывали об этой дороге... Вспомнил, как проходил ее и сам...
Лом людей, машин и танков двигался сплошным потоком по Проскуровской дороге на запад... Это была гигантская работа наших старших братьев - Красной Армии на Курской дуге. Там, далеко, за тысячу километров от нас на восток, они взяли за глотку Гитлера, и хруст фашистских костей дошел до нас сюда, до Тернополя, по железной дороге "першей клясы".
– Скажи, что мало мы ее поковыряли?.. Не було чем...
Вспоминаю, как по ночам, бывало, не спит наш командир... скрипит зубами, ворочается... Не хватило тола, чтобы полностью закрыть дорогу "першей клясы".
И, прощаясь с командиром, я думаю о своем...
Ковпак сложен и разнообразен. Все в нем есть - и величие, и простота, и хитрость, и наивность. Что же главное в этом человеке? Главное - преданность партийному долгу... Это несомненно... Затем требовательность к себе и к своим подчиненным... Он любит законченность мысли, отточенность плана операции. Как всякий новатор, он иногда даже в ущерб делу впадал в резкости... Не раз наскучивал он нам своей придирчивостью, и казалось, что делает он это зря. Но, вдумываясь глубже, я видел в этом самородке ту черту совершенства, которая всегда отличает незаурядных людей от посредственности.