Люди с чистой совестью
Шрифт:
– А понять ведь так просто...
– Скажите же, как? Скажите!
– Он схватил меня за руку, и я почувствовал, что он действительно по-настоящему взволнован этим разговором.
– На светлом фоне, на белом платье даже небольшие пятнышки грязи режут глаза...
Он долго смотрел на меня широко открытыми глазами. Затем пошевелил седыми усами и отпустил мою руку.
– Верно... Ах, как это верно. На белом платье... Так, так... Да. А у вас действительно белоснежное платье невесты. И вот сбежались поглазеть на него и мечтатели,
– А кто же этот один?
– Вы думаете: я с этой девчонкой?
– Нет, не думаю...
– А я думаю, что так. Да, конечно... Она ведь тоже... была расстреляна немцами в сорок первом году, но не поклонилась им... Я должен был тогда понять ее. Послали ее начальником, а подчиненный - в грамматике и в синтаксисе разбирается на многих языках... А я обиделся, в амбицию... Эх, как это нехорошо, как нехорошо!
– Так кто же виноват?
– Не знаю... Наверное, те, кто посылал... Не знаю... Но сейчас я больше всех чувствую виноватым себя.
– Узнаю интеллигента... узнаю...
Он улыбнулся и печально покачал головой.
Мы довольно мирно кончили с ним разговор. Дела отвлекали меня от этого человека, и, может быть, я совсем забыл бы о нем, как забываешь о многом, что встретилось на пути мимоходом. Но именно в этот день к вечеру началось наступление немцев и хорватов...
Когда кольцо окопавшихся врагов все больше сжималось железным урчаньем танков, казалось уже физически ощутимым, кто-то подошел ко мне и взял за руку. По особой манере брать за руку я узнал преподавателя литературы, того самого, который разносил нас сегодня...
– Пане начальнику, товарищ командир... На штыре ока...
Опять встала в памяти фигура Мыколы Струка из Белой Ославы.
Я подумал, что опасность, угрожающая нам, волновала и профессора не меньше, раз в минуту опасности с его уст слетели эти простые мужицкие слова, не посеребренные "европейской" культурой.
Мы отошли в сторонку.
– Через болото можно выйти... Я знаю тропу...
– Повозки?
– Возы не пройдут... Коней в поводу провести, пожалуй, можно. А возы - нет, не пройдут.
Долго раздумывать было некогда. На противоположной опушке леса сухо потрескивали автоматы. Полминуты мы советовались с Мыколой и Васей...
– Кидать возы! Раненых - на носилки! Способных сидеть верхом - на коней, - скомандовал я.
Команда спасительным журчаньем горного ручья пошла назад по цепочке вытянувшихся рот.
Мы прекрасно понимали, что на какие-то минуты вручаем судьбу полтысячи человек, веривших в данный момент только нам, в руки человека, встретившегося всего несколько часов назад.
Тихо пробирались мы по кочковатой тропе. Иногда слышалось чавканье, бульканье, храп и стоны... Но умные, привыкшие к походам животные будто понимали: если в болоте нас обнаружат и возьмут на прицел пулеметами,
По времени и пройденному пути я отметил про себя - вся колонна втянулась в болото. Топь стала все сильнее засасывать... вот уже по колено, по пояс бредут люди в вонючей, пахнущей лягушками и тиной жиже... Неужели он предатель? Но вот мы нащупали ногами под грязью твердый грунт, стали попадаться камни, галька. Вот уже и песчаный берег... На горизонте на фоне неба проектируются телеграфные столбы. Шоссе близко.
Командиры расположили выходящих из болота цепью.
– На шоссе - разведку!
– скомандовал я Васе.
Люди начали шуметь. Выливали из сапог и штанов воду, звякали оружием... Изредка хлюпал смешок... Раненые стонали на носилках.
Вернулась разведка.
На шоссе - немцы. Но посты их дремлют, не подозревая вблизи противника. Уверенные в непроходимости болота, они надеялись провести спокойную ночь в затишных кюветах шоссейки.
– Натаскали снопов... Устроились надежно... Изредка курсирует по шоссе один танк, - докладывал Лапин.
История партизанского движения знает много примеров, когда партизаны в одиночку или мелкими группами скрывались в болотах, лесах, горах от врага. Иногда это голодное, холодное бегство переходило в героическую борьбу со страхом смерти, которым враг изматывал изо дня в день, из месяца в месяц загнанных в дебри людей.
Но для нас после трех славных рейдов в этом окружения было что-то обидное.
Хотя мы и знали, не могли не знать осенью 1943 года, что в бою пехоты против танков многие лягут здесь навеки, мы дали команду - в атаку!
Организовать атаку мы не успели... Нужно было еще хотя бы 5-10 минут, чтобы распределить между командирами сектора шоссе. А в это время позади, на той стороне болота, где час назад мы бросили возы и слабых лошадей, шквальным огнем ударили пулеметы, автоматы, раздались взрывы гранат с высотки, оставленной майором Дегтевым, полетели в небо ракеты.
Некоторые, явно шальные очереди попали и в нашу сторону.
Думать было некогда, организовать атаку не пришлось.
Вася командовал где-то слева:
– Вперед!
Рядом со мною был комиссар Мыкола. Я крикнул ему:
– Держись за мной, подгоняй ребят, чтобы не залегли. Иначе гибель. Только вперед! В случае чего, принимай команду. Только не останавливаться.
– Только вперед!
– подхватил чей-то голос рядом. Я увидел соломенный брыль нашего проводника.
Вся группа пошла на прорыв, ориентируясь по столбам шоссе. Мы поспели вовремя. Смяли, передушили, перебили прикладами и ножами еще спящих в снопах фашистов... И только проскочили шоссе, как с боков почувствовали клещи немецких танков. Но они уже не могли нас зажать. Это были клещи, хватавшие пустое место, вернее, больно прищемившие наш хвост... С каждым шагом, с каждой перебежкой мы все дальше уходили на внешнюю сторону кольца.