Люди с чистой совестью
Шрифт:
В жарко натопленной хате народу было полно. Штаб работал, заканчивая отчет о рейде за Днепр. К полуночи все было закончено. Ковпак и Руднев поставили свои подписи под каждым документом и ушли ужинать.
В полночь я выехал на озеро. Там уже давно горели костры. Опасаясь вражеской авиации и разведки, мы придумали движущиеся костры, которые горели в стороне от расчищенной ледяной площадки. Мы рассчитывали, что вражеские самолеты не поймут костерного шифра, который будет меняться, а если вздумают бомбить, то разбомбят лед в стороне от подготовленной площадки. Костры были сделаны на санях. На обыкновенных больших дровнях закреплялся ящик с песком. На песке складывался костер. Пара лохматых, куцых полесских лошадок удивленно-весело
Хорошо закутанные хлопцы сидели у огня и вели бесконечные разговоры вокруг надоевшей темы о самолетах, затем о прочности льда и рыбачьих способностях Павловского, успевшего использовать нашу стоянку на озере для заготовки рыбы. Рыба под давлением льда, который, утолщаясь, грозил ей гибелью, жалась к берегам и сама шла в приготовленные ей ловушки. Рыбакам оставалось только черпать ее широкими вилами да следить, чтобы ловушки не замерзали. Вилы наших рыбаков были с утолщениями на зубьях, как для перегрузки свеклы, и черпали ими рыбу из запруд прямо в сани. Павловский обещал в неделю засолить несколько тонн рыбы. Торопясь, он даже ночью выгонял старшин рот на каналы, и рыбу ловили при свете "летучих мышей".
– Легко ему так рыбачить, когда сама рыба в санки лезет, - говорили командиры.
– Богатому и черт дитя колыше, - смеялся Ковпак.
– Озеро не только самолеты принимать будет, оно и кормить нас должно.
– Такое уж наше озеро. Недаром оно Червонным прозывается. А то еще Князь-озеро, по-нашему, простонародному, - заметил старик рыбак.
– А как же правильней будет?
– А кто его знает. Говорят старые люди по-разному. И Червонное, и Князь, и Жид-озеро, и всякому названию свой пример будет.
Дед-белорус, полсотни зим отмахавший топором в лесу, а летом рыбачивший, простуженным голосом начал нам рассказывать легенду полесского озера. Оно, подобно древнему витязю, носило несколько имен.
– Озеро наше Червонным зовут за то, что много рыбы в нем и рыба все больше красноперая. Так я понимаю. А отец сказывал - еще на его памяти было это, - за владение озером большой бой был между богатеями, и даже кровь люди проливали. Через ту кровь пролитую оно и Червонным прозывается...
Колька Мудрый, перебивая старика, засмеялся:
– Это что, дедок. Самый правильный пример нам бабка сказывала, даже песни про то сложенные пела. Там бабка, знаешь, какая? Ей уж девятый десяток, а она песни поет, а когда самогоном хлопцы угостили, даже в пляс пошла. Из нее песок сыплется, а она пляшет. Вот это пример так пример...
Дед замолчал, видимо обидевшись.
– Расскажи, Мудрый!
– Не умею я, хлопцы. Вот бы бабку сюда, на лед, - подморгнул он в сторону старого рыбака.
Тот сплюнул и отошел подальше от костра, как будто послушать, не гудит ли самолет.
– Ну вот, деда отшил, а сам не рассказывает!
– Теперь от скуки подохнем, пока тех самолетов дождемся!
– Так бабка озеро - Жид-озером только и прозывает...
– Опять чего-нибудь набрешет...
– Давай рассказывай про это озеро!
– Ну добре... Так и быть, расскажу.
– Ша, хлопцы, тише...
От соседних костров стали подходить заинтересовавшиеся партизаны.
Выждав, пока все усядутся,
– А был этот пример еще во времена царицы Екатерины, а может, и еще раньше. Жил в этих лесах князь. Все леса, реки и сеножатки ему одному принадлежали. За большие заслуги ему царица все то пожаловала. Был князь рода знатного, характера твердого, и полжизни провел он в войске да по границам честь царскую защищал. Вот вышел срок его службы, и получил он этот край во владение. Приехал князь, терем построил и живет.
– Чего построил?
– Терем, дура... Дом такой на множество этажей...
– А-а-а... Это как в Харькове я видел. Дом из одного стекла. Все насквозь видать...
– Какое стекло? Деревянный дом, но весь в этажах... Ну, вот и перебили!
– Хлопцы, не перебивайте, - скомандовал комвзвода шестой роты Деянов.
– Кто хоть раз пикнет, так головешкой между глаз и шандарахну!
Воцарилась мертвая тишина, лишь потрескивал костер да тихо фыркали лошади, помахивая нагретыми хвостами.
Мудрый, подражая старческому бабьему шамканью, продолжал:
– Живет себе князь во многоэтажном терему. Но на ту беду детей у него много, да все одного женского полу, а сын один-одинешенек и последний в роде, как на руке мизинчик. И не чаял тот князь в своем сыне души. Известное дело: богатства он имел неисчислимые, и оставить все то девкам без продолжения своего княжеского корня была для него большая обида. И было тому князьку молодому с малых лет всякое попущение и баловство. А старших дочек Держал родитель в строгости и непреклонном послушании. Положено было им большое приданое каждой и справа девичья, как то княжеским дочерям приличествовало, и все. Больше ни на какую ласку они не могли надеяться, потому что вся отеческая любовь и весь княжеский маеток был от отца молодому князю. Стал князек подрастать и выровнялся в красного молодца, как дубок ровный, крепкий, щечки розовые, волосы русые, глаза голубые. Нрава был тихого, послушного и задумчивого. Дружков-годочков у него не было, потому что с мужиками знаться ему отец не дозволял. Больше любил у сестер в горнице сидеть да их песни девичьи слушать.
– Вот чешет, ну тебе - чистая бабка...
– восхищенно прошептал молодой партизан.
– Ша, я что сказал? Ша - и все, - зашипел Деянов.
Мудрый продолжал:
– Как подошла пора его женить - заботился сильно старый князь о продолжении рода, - объявись тут нежданная оказия. Уже пару годов как всему этому случиться, взял у старого князя в аренду корчму - шинок по-нашему - один польский еврей. А стояла корчма на перекрестке трех наиглавнейших дорог. Для корчмы то место было самое выгодное, так как перекресток этот выходил прямо к пристани, а пристань на Припяти-реке. На реке в ту пору, бабка сказывала, кораблей шло видимо-невидимо. Открылся на реке канал королевский, что по нем из Польши да от шл?нзаков всякие товары до Днепра и дале шли. А люд по тем дорогам шел торговый, все купец да приказчик, хоть и разной нации - что поляк, что русский, что немец, а все купец. А купец всякой нации и поесть и попить не дурак. Скоро по всем шляхам пошла слава про ту корчму, а еще большая слава про дочку корчмаря Сарру. Сказывала бабка, что видела она в молодые годы ее патрет, выбитый на платок, так краше на свете баб нет.
– Вот бы тебе такую бабу, Колька!
– не выдержал сам Деянов.
Мудрый только презрительно посмотрел на него:
– Этим не занимаемся... Рисовал этот патрет заезжий тальянец. Как завидел он шинкарочку Сарру, так глаз отвесть не мог, краски слезой мочил, патрет малевал. А ей все про любовь свою говорил. В свою Италию замуж за себя сманывал. Но не такова была шинкарская дочь, чтобы на уговоры поддаться. Сидит за прилавком, глазом не моргнет. Кто в шинок зайдет, пить закажет - подаст с легким поклоном, и больше ни-ни.