Людовик IX Святой
Шрифт:
Историки обладают раздражающей привычкой усматривать в многочисленных исторических периодах появление или становление индивидуума. Это назойливое утверждение привело к тому, что поиски появления индивидуума в истории дискредитировали себя. Тем не менее речь идет о реально существующей проблеме, требующей множества точных и тонких исследований. Ограничимся для начала двумя-тремя предложениями, подсказанными опытом и здравым смыслом.
Как большинству исторических феноменов большой длительности (dans la longue duree), становлению индивидуума предшествовала сложная и переменчивая эволюция. В каждую данную эпоху, в каждом конкретном обществе нашему представлению об индивидууме соответствует нечто особое [881] . Если ограничиться рамками западноевропейской культуры, то индивидуум типа Сократа, выступающий в древнегреческой философии, христианин, наделенный индивидуальной душой, человек эпохи Возрождения, воодушевленный своей virtii [882] , герои Руссо или романтиков, — это не просто различимые типы индивидуумов, но различно и само вложенное в них понятие индивидуума; в частности, совершенно различны их связи с обществом, в котором они живут. Одна модель индивидуума в античном городе и совсем иная в Граде Божием Августина, в Телемском аббатстве Рабле или в Утопии Томаса
881
Э. Вебер (Weber Е. Н. La Personne humaine au ХIIIe siecle. P., 1991. P. 496, note 6) точно так же говорит об «истории, которую всколыхнуло понятие “личность”». Я обхожу это понятие, ибо в Средневековье оно кажется мне ограниченным сферой философии и теологии. Не надо поддаваться искушению вторгнуться в общую ментальность понятий, остающихся в границах мира теологов. Полагаю, что, как правило, мир схоластической теологии XII века не объясняет ментальный инструментарий великого множества мирян и даже клириков того времени. Несомненно, распространяется лишь политическая мысль Фомы Аквинского (но после Людовика Святого), да еще некоторые формы «рационального» мышления.
882
Итальянское слово «virtu» («мужество», «доблесть», «превосходные качества», а также «добродетель») в эпоху Ренессанса приобрело значение особого свойства человеческого духа — наличия доблести, силы, умения, употребляясь при этом в превосходной степени и с определенной долей гуманистической учености. Данное слово не обладало во времена Возрождения моральным (в общепринятом значении) смыслом, и наделенными этим качеством считались и знаменитые мыслители прошлого и настоящего, и художники, и тираны, подобные Чезаре Борджа.
883
Пор-Рояль — аббатство в Шеврезе близ Парижа, женская бенедиктинская обитель, основанная в 1204 г. В 1634 г. при этом аббатстве возникла община людей, не приносивших формальных обетов, но живших по монашеским нормам жизни, практиковавших аскезу, покаяние, тяжкий физический труд. Пор-Рояль был центром янсенизма — течения во французском и нидерландском католицизме, близкого в некоторой степени к протестантизму и названного по имени основателя — голландского теолога Корнелия Янсена. Обостренное чувство личной греховности, готовность к мученичеству, противостояние королевскому деспотизму (Людовик XIV считал янсенистов личными врагами) и безнравственной политике и практике главных своих оппонентов — иезуитов — делало данное течение привлекательным для людей с чуткой совестью и сильным интеллектом. Физики Б. Паскаль и А. Арно, логик П. Николь, педагог К. Лансло были членами общины Пор-Рояля, к ней тяготел великий драматург Ж. Расин. Янсенисты, глубоко озабоченные проблемой греха и искупления, выступали против мягкой исповедальной практики иезуитов, требовали публичного покаяния, а также длительных и унизительных аскетических упражнений для грешников.
Тем не менее можно по-настоящему говорить об индивидууме и индивидуализме в западноевропейском обществе только в современный период, а точкой отсчета времени существования феномена, появлению которого предшествовала длительная, разветвленная и зачастую подспудная подготовка, могут служить американская Конституция и Французская революция. Но, несомненно, издавна вокруг разных понятий индивидуума наблюдались более или менее продолжительные, более или менее сильные и более или менее стойкие проявления индивидуализма, который временами ослабевал или даже исчезал. Если и существует прерывистая и многообразная история, то это именно история места и понятия индивидуума.
Но обнаруживаются также некоторые отделы производства истории, именно для того и предназначенные, чтобы закрепить память об индивидууме, которые неоспоримо знаменуют собой больший интерес к нему, более явное его утверждение: таковы автобиография и портрет. Многие, и порой достаточно авторитетные, историки в последнее время высказывали мнение, что период, предшествующий жизни Людовика Святого или даже совпадающий с нею, был одним из таких моментов выдвижения индивидуума.
Историк права и церковных институтов англичанин У. Ульман в работе «Индивидуум и общество в Средние века» считает, что начало развития средневекового понятия индивидуума, как такового, в направлении понятия индивидуум-гражданин следует искать в глубинах Средневековья, пусть даже это понятие окончательно сложилось в конце XVIII века. Индивидуум не мог появиться в средневековом христианском обществе по причине противоречия между двумя основополагающими представлениями: о превосходстве закона и об обществе как о живом организме. Первое предполагает образ иерархического общества, основанного на неравенстве, в котором индивидуум является подвластным и должен повиноваться стоящему над ним, отправляющему закон. Закон большинства, согласно которому все индивидуумы равны, отсутствовал, зато была sanior pars, самое «здоровое» меньшинство, меньшинство «лучших», которые заявляли о себе по крайней мере как о «добрых». Индивидуум был всего лишь субъектом (subjectus, «подвластный»). И У. Ульман подчеркивает, что это, между прочим, и придает такой безличностный, на наш взгляд, характер средневековой историографии [884] .
884
Ullman W. The Individual and Society in the Middle Ages. Baltomore, 1966. P. 45.
Другое господствующее представление, ведущее начало от апостола Павла и воскрешенное в XII веке Иоанном Солсберийским в органической концепции общества, уподобляемого живому человеческому существу, члены которого должны повиноваться голове (или сердцу), привело к тому, что индивидуум исчез из общественных институтов, к которым он принадлежал: из общественного порядка или статуса (ordo, status), из прихода, корпорации и даже из зарождающегося государства.
Однако, как пишет У. Ульман, все то же превосходство закона, при участии прочих эволюционных моментов, способствовало превращению индивидуума-субъекта в индивидуума-гражданина. Он полагает, что в основе феодальной системы лежит «индивидуальный и личностный договор между сеньором и вассалом» [885] . Ярчайшее выражение этой тенденции, призванной объединить первичность закона и представление об индивидууме, он усматривает в 39-й статье «Великой хартии вольностей» (1215), навязанной баронами королю Англии:
885
Ullman W. The Individual and Society… P. 73.
Ни
Такое толкование представляется мне спорным: вообще, надо констатировать, долгое и медленное развитие христианских стран Западной Европы к демократии шло в основном двумя путями. Английский путь был основан на гарантии прав индивидуума законом страны и судом пэров; французский — на основе утверждения закона государства, равного для всех, формулировка и отправление которого в монархическом государстве было прерогативой короля. Именно так поступил Людовик Святой по делу сира де Куси. Итак, «феодальную» систему можно считать или подталкивающей к защите индивидуума (случай Англии), или препятствующей этой защите, работающей на иерархическую систему, где равенство существует лишь в высшем привилегированном слое (случай Франции). Любая система может загнить; именно так и произошло в Средневековье: в первом случае из-за господства привилегированных; во втором — из-за государственной тирании, воцарившейся во Франции при Филиппе Красивом, а возможно, даже при Филиппе III, и, по крайней мере, часть знати могла прочитать это в отдельных актах Людовика IX.
Но вернемся к концепции У. Ульмана. Он выделяет третий путь появления понятия «индивидуум» в средневековой Западной Европе, которому дает название «гуманистический». Этот путь возник в результате конвергенции процессов развития в самых разных, но очень важных сферах: человеческой мысли, ментальности и поведения. В связи с этим он упоминает наряду с философско-теологической подготовкой аристотелизма также появление литературы на народном языке, развитие «натурализма» в пластических искусствах, гуманистическую мысль Данте, политическую философию Марсилия Падуанского, юридическую мысль Бартоло да Сассоферрато. Все это выводит нас за пределы эпохи Людовика Святого. Но зато его царствование приходится на кульминацию того периода, когда, согласно Ульману, индивидуум-субъект окончательно превращается в индивидуума-гражданина. «Историческая наука наконец признала, что для Западной Европы рубеж XII–XIII веков был периодом посева зерен будущего конституционного развития, равно как и периодом становления индивидуума» [886] . И, как это особенно заметно в литературе на народных языках, основательные изменения претерпевают ментальность и чувства, глубинная основа зарождения индивидуума:
886
Ullmann W. The Individual and Society… P. 69.
Если в Высокое Средневековье тон литературе задавало выражение Memento mori («Помни о смерти»), то с конца XII века им стало Memento vivere («Помни о жизни»). Древний настрой на отказ и бегство от мира в вечность сменился радостью жизни [887] , оптимистичным призывом к способности человека превратить свою земную жизнь в сплошную радость [888] .
Вспоминаются поразительные слова Людовика: «Тем не менее нет никого, кто любил бы жизнь так, как я», ибо и он не был обойден этим «нисхождением ценностей с небес на землю». Людовик Святой причастен и к этой индивидуализированной земной жизни, обретшей новую значимость, и к коллективным небесам, населенным святыми.
887
В тексте по-французски.
888
Ullmann W. The Individual and Society… P. 109.
Другой английский историк, К. Моррис, идет еще дальше. Превратив греко-римскую античность в один из вероятных очагов понятия «индивидуум» и подчеркивая христианское происхождение этого понятия, он отводит Средневековью подлинное «открытие личности», о чем говорит и заглавие его книги [889] . Его другая особенность в том, что он датирует появление этого феномена серединой XI века, ибо хронологические рамки его книги — с 1050 до 1200 года. Но эпоха становления этого понятия для него — ХII век, и, давая понять, что тогда еще не было слова, обозначающего индивидуума, так как термины individuum, individualis и singularis были четко ограничены понятийным языком логики, он не перестает говорить о «поисках себя», о том, что получило название христианского сократизма. Друг святого Бернарда бенедиктинец Гийом из Сен-Тьерри (1085–1148) заложил двойственную основу этого; его трактат посвящен «природе тела и души» («De natura corporis et animae»):
889
Morris С. The Discovery of the Individual, 1050–1200. L., 1972. К. Моррис опубликовал статью, представляющую собой дополнение к книге: Morris С. Individualism in Xllth Century Religion: Some Further Reflexions // Journal of Ecclesiastical History. 1980. Vol. 31. P. 195–206.
См. также кн.: Gourevitch A. La Naissance de l’individu au Moyen Age. P., 1995.
Среди греков был широко известен ответ Аполлона Дельфийского: «Человек, познай себя». И Соломон, или, вернее, Христос, сказал то же самое в Песни Песней (1: 7): «Если ты не знаешь этого… то иди себе» (Si te ignoras… egredere). Этот христианский сократизм по-разному послужил источником вдохновения и Абеляра, и святого Бернарда. Поиск «я» (moi) продолжался в интенсификации тайной исповеди, посредством которой делалась попытка выявить греховные намерения, вместо того чтобы просто наказать за объективный проступок. Регенсбургский монах Отлох из Сент-Эммерана (ум. ок. 1070), вдохновленный «Исповедью» святого Августина, положил начало автобиографии, и этот жанр получил продолжение у бенедиктинца с севера Франции Гвиберта Ножанского (ум. ок. 1123). Отлох искал «внутреннего человека», а Гвиберт столкнулся с «внутренней тайной» [890] .
890
Misch G. Geschichte der Autobiographie: 8 Bd. Frankfurt, 1949–1969;
Weinstraub K. J. The Value of the Individual: Self and Circumstance in Autobiography. Chicago, 1982;
Bagge S. The Autobiography of Abelard and Medieval Individualism // Journal of Medieval History. 1993. Vol. 19. P. 327–350. С. Багге предпринял исследование на тему «Индивидуум в европейской культуре».