Лютер. Книга 1. Начало

Кросс Нил

— Как прореагировал Генри, когда вы ему это сказали?

— Разозлился.

— Насколько?

— Накинулся на меня, как будто совсем рехнулся. Волосы дыбом, орет благим матом, слюной брызжет. Прямо Гитлер какой-то. Вопит, что никакому ребенку это не может нравиться, дети слишком малы, чтобы это понимать. А я ему: «Ну, малы, ну, не понимают — и что с того?»

— А он что?

— Что у педофилов дефективные гены. Что им надо запрещать плодиться.

—

Это было сказано только о них?

— Обо всех. Об убийцах, насильниках. Арабах, евреях, черных.

— Их надо….

— …Извести как породу.

— То есть так и сказал? «Извести как породу»?

Милашка Джейн кивает, явно довольная произведенным эффектом:

— Во благо рода человеческого.

— А ну-ка, давайте вернемся немного назад, — говорит Лютер. — Этот ваш спор, где он происходил?

— В его машине.

— И насколько он тогда разошелся? Настолько, что мог вас ударить?

— Нет.

— Вы почувствовали, что находитесь в опасности?

Милашка Джейн улыбается чуть снисходительно.

— Когда на тебя нападает мужчина, — говорит она, — целься по его глазам и яйцам. Неважно, насколько он силен. Глаза и яйца — это его слабое место. Всегда и по-любому.

Она выпячивает грудь и жеманно вытягивает губки.

— Как вы тогда оказались в его в машине?

— Мы ехали в эту самую… в группу помощи. Группу поддержки бесплодных пар.

— Понятно, — кивает Лютер. — Когда он туда вас повез?

— Где-то через годик после истории с социальным патронажем. Он мне сказал тогда, что ставит крест на той затее. Что ребенка, который бы его устраивал, таким образом не найти. Ох уж он и психовал!

— Что значит — «который бы его устраивал»?

— Ну, он же хорошего хотел.

— Стало быть, хорошего?

Она кивает с улыбкой, умиляясь настолько же естественно, насколько Лютер внутренне содрогается.

— Значит, он вас возил на сборы той группы по поддержке борьбы с бесплодием?

— Да.

— И это не казалось вам предосудительным?

— А что тут такого. Он тогда положил глаз на эту пару, как их…

— Ламберты?

— Да, на них. Сказал, что они ходят в группу поддержки, хотя жена у того уже беременна. Генри был на подъеме. Говорил, что это лучший способ сойтись с ними поближе.

— А ну-ка, еще раз. По вашим словам, он положил глаз на ту пару. В каком смысле?

— У него вроде был список людей, от которых он хотел ребенка. Новорожденного.

— Какой список?

— Сказать не могу, не знаю.

— Сколько в нем было пар?

— Не

знаю. Мне-то какое дело. Я и не спрашивала. Но знаю, что Ламберты были у него в фаворе. Он был в них вроде как даже влюблен.

— Прямо-таки влюблен? А в кого, в Сару Ламберт? Или в Тома Ламберта?

— Да в обоих. Говорил, что они сплошное совершенство. Показывал мне видео, на котором они трахаются. В темноте, правда, сложно было разобрать, но он говорил, что это они.

У Лютера напрягаются мышцы живота.

— У него есть видеозапись Ламбертов в момент… интимной близости?

Милашка Джейн восторженно кивает.

— Сделанная без их ведома?

— Да их там целая куча. Как она сидит в тубзике, как он бреется. Как они смотрят телевизор, как милуются.

Рука у Лютера начинает подрагивать. Он откладывает ручку.

— Записей была тьма-тьмущая, — увлеченно продолжает Джейн, — причем очень многих семей.

— Семей? Каких именно?

— Откуда мне знать. Он просто хотел показать мне, как они друг с дружкой занимаются любовью. Думал, если я насмотрюсь на нормальных людей за нормальным сексом, как это принято у нормальных, то я и сама сделаюсь нормальная.

— Он так и сказал, «нормальная»?

— Любимое его словцо. Все же на чем-то повернуты, верно? У каждого есть что-то, от чего ему крышу сносит. Он вот был двинут на нормальности. Он обожал быть нормальным.

— Сколько пар он вам показал?

— Точно не помню — десять или двенадцать. Да мне все это было по барабану. Кроме одной пары… Жена там такая крошечная. Бритый лобок, титек считай что и вовсе нет, соски размером с пенни. Сладенькая такая…

— А не было это видео скачано с Интернета?

— Да ну. Он сам снимал.

— Без ведома снимаемых.

— Ну да, само собой.

— И как он их снимал?

— Ему помогал сын.

— Кто помогал?

— Сын.

— Какой сын? Вы что-то раньше сына не упоминали.

— Правда? Ну, значит, забыла.

— Сколько ему сейчас лет?

— Не знаю. Годков двадцать, наверное.

— Вы с ним знакомы?

— Так, пересекались разок-другой. Генри его высаживал по дороге в больницу.

— Где именно?

— Каждый раз по-разному. Не упомню — то там, то здесь.

— Как его звать?

— Патрик.

— Как он выглядит?

— Как выглядит… да не знаю. Парнишка как парнишка.

Озорной огонек в смешливых глазах постепенно тускнеет; разговор явно наскучивает ей. Конец его, судя по всему, не за горами.