Лютер. Книга 1. Начало
Шрифт:
— Ничего.
— Ничего означает всего лишь ничего.
— Значит, так оно и есть. В смысле, ничего.
Она машинально передает ему бутылку с криво воткнутой в горлышко пробкой. Он ставит бутылку обратно в холодильник и захлопывает увесистую дверцу.
Зои залпом осушает бокал и оборачивается к Лютеру:
— Нам надо поговорить.
— Мы вроде бы уже говорим.
— Не об этом. О нас с тобой.
— И что же такое с нами?
— Думаю, ты знаешь. В глубине души
— Знать что?
— Джон, перестань ерничать. Ты же знаешь, что я этого не выношу.
— Не выносишь чего, Зои? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Об этом браке, — отвечает она.
Ноги у Лютера слабеют, и он вынужден сесть.
— То есть о том, что ты замужем за мной?
— Нет. Я… о том, как мы с тобой живем.
— Не понимаю. Нет, Зои, я правда не возьму в толк, что ты хочешь мне сказать.
— Ты знаешь, о чем я. Я это говорю тебе уже годы. Годы… Причем все громче и громче.
— Ты в самом деле собираешься это сделать? Прямо сегодня?
— Серьезно, Джон: а когда я, по-твоему, должна тебе это высказать?
— Не знаю. Наверное, можно найти более подходящее время.
— А когда оно наступит, это время? Я ведь много раз пыталась это делать, но ты просто никогда не слушаешь. Поворачиваешься всякий раз ко мне спиной, снова и снова.
— Если ты насчет отпуска за свой счет…
— Разумеется, это не насчет этого дурацкого отпуска за чей бы то ни было счет.
— Я тебе говорю — Богом клянусь, понимаешь? Богом! Я подавал запрос. Черт возьми, я даже пытался сегодня уволиться.
— Ты не понимаешь, — перебивает она, — и не слушаешь. Никогда. Ты думаешь, что слышишь меня, а на самом деле — нет.
— Ну ладно, — сдержанно говорит он, — вот он я, слушаю.
— Этот отпуск был не просьбой с моей стороны, — говорит она. — Это был ультиматум.
— Не понимаю, хоть убей.
Она горько смеется.
— Решила посмотреть, выполнишь ли ты обещанное хотя бы раз. А ты этого так и не смог. Говорил, что попытаешься, и все повторял мне это, повторял. Но так и не сделал. И наконец я сказала себе: попрошу его еще раз. И если он снова солжет, я буду знать, что он будет лгать мне всегда. Будет постоянно говорить то, что я хотела бы слышать, день за днем, но все это только пустые слова.
Лютер выглядит уязвленным, и Зои становится жаль его.
— Что бы ты сейчас ни собирался сказать, лучше не говори. Потому что это будет ложь.
Она ждет, что он скажет. Но он вместо слов лишь массирует лоб ладонью. Делает вдох. И произносит:
— Я знаю.
— О чем? — оборачивается она.
— О ребенке.
— Каком ребенке?
— О нашем.
Лютер встает и идет
Он захлопывает холодильник. Его бьет крупная дрожь от ступней до кончиков пальцев рук. Эта дрожь передается и его голосу, за что он себя ненавидит.
— Янашел тот пластиковый стаканчик, — говорит он, — за корзиной в санузле. Я даже не понял сразу, что это, — подумал, какая-то штука для термометра. Оказалось, что нет. И меня это встревожило. И не давало мне покоя, сам не знаю почему. Надо было, наверное, ту мензурку просто выбросить, так ведь нет же — я таскал ее с собой в кармане чуть ли не целую неделю. А затем вдруг — раз, и все понял. Будто что-то включилось. Я понял, что это такое. Пошел в аптеку, купил там три самых популярных тестера для беременности. Ты оказалась молодцом: взяла самую продвинутую марку. Очень предусмотрительно.
Зои одним глотком опорожняет бокал. Наливает еще.
— Это был мой ребенок? — задает вопрос Лютер.
— Ну а чей же еще, — нервно отвечает она и невзначай опрокидывает бокал.
Оба молчат, пока Зои скатывает комом несколько бумажных салфеток.
— Боже мой, Джон. Почему ты тогда ни о чем не спросил?
— Ждал, когда сама расскажешь.
Зои, закусив губу, вытирает пролитое вино. Набухшие салфетки она скидывает в ведро с педалькой и полусадится на разделочную столешницу. Она оттягивает волосы назад, но, оказывается, их нечем перехватить. Она чертыхается.
Лютер сидит на кухонном стуле, уперев в колени локти. Взгляд устремлен на геометрический орнамент света и тени на кухонном полу: черное, белое, десяток оттенков серого.
— Так что же произошло?
— Ничего. Я его потеряла.
— Почему не сказала мне?
— А как ты думаешь, почему? Ты же вечно занят.
Он болезненно прищуривается, услышав эти неожиданно жестокие слова.
— Послушай, тут и рассказывать-то нечего, — говорит Зои. — Я была беременна, затем началось кровотечение, и вот я уже не беременна. День провела в больнице. Ты в тот вечер и дома не появлялся.
— Я думал, ты сама прервала эту беременность.
— С чего это вдруг?
— Потому что была беременна, и вдруг уже нет. А мне ничего не сказала.
— Ты не давал мне возможности.
— Ты никогда их не хотела. Детей.
— Как и ты… Боже мой! — произносит она сорвавшимся вдруг голосом. — Тот медвежонок…
Зои говорит о большом плюшевом мишке, которого она нашла сидящим в шкафу у Лютера, в самом низу.
— Ты мне сказал, что он для внучки Роуз.