Магия и кровь
Шрифт:
Алекс смотрит то на меня, то на бабушку.
— Так, погодите минутку, а то мне не уследить. Джастин? Типа Джастин Трембли?! Это тот Трембли, про которого говорил дядя Уилл? Какое отношение он имеет к моей маме?
Бабушка пытается перехватить мой взгляд, но я ей не позволяю, а смотреть на Алекс она не хочет, поэтому смотрит в кружку у себя в руках.
— Да, тот самый Джастин Трембли. У Элейн был дар исправлять гены, но она не могла разобраться, как его применить, чтобы решить наши вопросы. Она умела исцелять одну-единственную мутацию за раз, а тут все было сложнее. Джастин должен был помочь ей определить, как именно нам подправить гены, чтобы получать более сильные дары, перестать рожать детей без
Я моргаю. Такого я не ожидала.
— Неуязвимых? Бессмертных, что ли?
Бабушка стискивает руки.
— Это же хорошо.
Кейша смотрит мне в лицо, потом отводит взгляд.
— Все хотят прожить подольше!
Дядюшка цыкает зубом, но без обычной едкости.
— Чему только учил тебя Йохан в школе?!
— Тут нет чистой цели, — поясняет Алекс. — У тех, кто стремится к бессмертию, не бывает чистой цели. Это всегда эгоизм. В нашей семье никто такого не приветствует.
— К тому же готова спорить, что доступ к бессмертию будет не у всех. — Кейс подходит ко мне поближе. — Геномоды и так стоят целое состояние. Ты можешь себе представить, какой будет ценник у подобных процедур? И как придирчиво будут отбирать кандидатов? В результате горстка богатеев будет жить лет до пятисот, а мы — по-прежнему едва дотягивать до восьмидесяти.
— Тетя Элейн не захотела в этом участвовать, — говорю я бабушке. — Наверное, она отказалась, и тогда он попытался вмешаться в наши гены. Вот почему тетушка и захотела, чтобы он ее забыл, — тогда он забыл бы и о нас, и о магии. — Я трясу головой. — Ты говоришь, ее беспокоило, что мы побоимся помогать общине? Да ты только взгляни на нас! Забыли мы что-то или нет — неважно, мы и без того ничего не делаем для своих. Лорен пропала, а мы и пальцем не пошевелили!
Возможно, она уже не вернется. Я уже и сама начинаю так думать. У Картеров есть доступ к нечистым обрядам — и все равно они ее так и не нашли. Взглянем правде в глаза: если у них ничего не вышло, что я-то могу поделать? Я прикусываю губу, чтобы не дрожала.
— Мы стали такими после того, что произошло, — вмешивается тетя Мейз. — Эксперимент провалился, и Ли выгнали из общины вместе с дочерью, не способной колдовать. Пока Элейн и Трембли работали над лечением, можно было всем говорить, что у девочки просто еще не было Призвания, но, когда ей исполнилось восемнадцать — всего через неделю после гибели Элейн! — всем стало очевидно, что и не будет. Эйприл-Мэй впала в паранойю, что магия ослабнет, и ее семья стала проводить жертвоприношения не раз в пять лет, как раньше, а каждые два года. Это сделало жизнь нашей общины еще опаснее, да только им плевать. Картеры начали заигрывать с идеей нечистоты уже давно, но всерьез взялись за дело, когда у Рены родился больной мальчик. Бейли оказались в ужасном положении после разрыва с Вонгами, которые всегда были гораздо сильнее. А Джеймсы — ну Элейн же из них, поэтому они тоже замарались. В довершение всего нам на голову свалился человек, выяснивший, какие генетические особенности стоят за колдовскими способностями. Одним предкам известно, что он мог устроить с этой информацией в руках. Весь наш мир мог взорваться к чертям, и мы еле-еле удержались на грани! Мало того что эти Трембли вообще обладали огромной властью — теперь они получили власть над нами. А нам надо было еще из кожи вон лезть, чтобы другие чистые семьи приняли нас, — без этого мы не могли выжить. Бывали времена, когда любое чернокожее колдовское семейство с радостью скупило бы все, что мы предлагаем,
Тетя Мейз никогда не отличалась деликатностью. Так, значит, все именно так и было — как на ладошке. И именно на это намекала Роуэн. Тетя Элейн попыталась сплотить чернокожие колдовские семейства — но ее поступок в итоге разобщил нас. Нам перестали доверять. Все перестали доверять друг другу. Через год папа ушел от нас. Весь тот год они скандалили — может быть, конечно, они бы и так скандалили, а может быть, после смерти сестры он засомневался, стоит ли иметь дело с такой семьей, как наша. Я смотрю вниз, на свои ноги, и нервно сглатываю.
Алекс резко выдыхает:
— Зачем было так долго прятать мою маму? Вы хотели, чтобы все ее забыли, и добились своего. Но потом-то зачем было молчать?
Папа стискивает кулаки и откровенно буравит злобным взглядом тетю Мейз. Скорее всего, у него на нее зуб за отношение к его сестре.
— Это она настояла.
— Что, правда? — Я вскидываю голову, показываю пальцем на разбитую чашку на полу, а потом обвожу рукой всех в кухне: — Она что, хотела, чтобы наша семья превратилась вот в это?
Папа молчит.
— Не понимаю, — говорит Алекс. — Она заставила Джастина забыть ее. Но тогда почему она погибла?
Бабушка морщится и всхлипывает. Она может прослезиться из-за сетевого сериала, это да, но вообще-то я только один раз видела, как она плачет, — когда мы устроили дедушке погребальный костер.
— Она сама настояла, чтобы ее принесли в жертву. Сказала, ни за что не допустит, чтобы кому-то другому пришлось расплачиваться за ее ошибку.
Бабушка ставит кружку на стол — и от стука закладывает уши, такая тишина стоит в кухне.
Я давно уже поняла, что стереть память помог бы только нечистый обряд, чистые в таких случаях недостаточно сильны. Причем кровопролития и пыток для этого обряда не хватило бы. Требовалось отнять жизнь.
Тетя Элейн была медсестрой. Она сотрудничала с Джастином, чтобы лечить людей, а не вредить им. И если ее убили, значит, мы не можем претендовать на чистоту — однако мы ее не утратили.
Папа говорит, его сестра пожертвовала собой, а дядя Ваку называет ее мученицей. Я думала, это Джастин приказал убить ее, если не сделал это собственноручно.
Но я ошибалась. Это был нечистый обряд. Тетя Элейн не согласилась бы заплатить за то, чтобы защитить нас, ничем, кроме собственной жизни.
Вот почему бабушка молчала об этом.
Не из уважения к желанию тети Элейн, а чтобы уберечь Алекс. Чтобы защитить всех нас.
Бабушка всегда так делает.
Все молчат, и только Алекс подает голос:
— Кто провел обряд?
— Я запретила ему приближаться к вам. — Бабушка качает головой. — Вы могли ходить к нему в школу и на ежегодное барбекю, и все. Он послушался меня? Нет. Он сказал: «Она постоянно ко мне приходит. Что мне делать? Не обращать на нее внимания?» Я сказала: да. Но он и тут не послушался.
— Это он?! — спрашиваю я.
Конечно, обряд должны были проводить Дэвисы. Они с нами в родстве. Они пришли бы нам на помощь, хотя мы и утратили их доверие. Но я думала, что удар нанесла Эйприл-Мэй. Она же матриарх. Однако она точно не «он». И я прекрасно понимаю, о ком говорит бабушка. Вот почему он отказался обсуждать со мной тетю Элейн.
Алекс смотрит на взрослых, в глазах ее стоят слезы — и я понимаю, что и она все прекрасно понимает. У нее не сохранилось воспоминаний о матери, зато о Йохане — полным-полно. По сути дела, ее растили как почетного члена семьи Дэвисов. И она не подозревала, что Йохан — убийца ее матери.