Магнат

Шимохин Дмитрий

И телеграмма из Парижа: «Товар закуплен. 95 000 штук по средней цене 42 франка. Кокорев».

Я сел за стол и сделал окончательный расчет.

Итак, Изя в Лондоне купил 100 000 акций, Кокорев в Париже — 95 000 акций. Всего —195 000 акций.

При общем количестве в 750 000 штук это получается ровно 26% акционерного капитала.

У Штиглица, по моим прикидкам, было около 11% акций, купленных еще при основании общества.

Итого у нас под контролем оказалось тридцать семь процентов акций Общества.

Тридцать

семь процентов! Это был не просто крупный пакет в условиях, когда остальные акции распылены среди тысяч мелких держателей по всей Европе, не участвовавших в собраниях акционеров и лишь получавших свои дивиденды, это фактически контрольный пакет: теперь любое собрание акционеров проходило бы под нашу диктовку. А ближайшее должно было назначить исполнительного директора Общества… Нетрудно догадаться, что это место уже, можно сказать, в кармане у Кокорева!

Я откинулся на спинку кресла и посмотрел в темное петербургское окно. Там, в далеком Париже, правление ГОРЖД еще даже не осознает, что их больше не существует. Они все еще считали себя директорами, но компания уже фактически принадлежала нам.

Глава 23

Глава 23

Следующие несколько дней Петербург гудел как растревоженный улей. Я заперся в своем гостиничном номере, приказав никого не принимать. Утро начиналось с горячего кофе и стопки свежих газет, которые я скупал все без исключения. Сидя в кресле у окна, я с мрачным удовлетворением читал о последствиях нашего удара, наслаждаясь ролью невидимого кукловода, дергающего за ниточки мировой экономики.

Пресса захлебывалась от догадок, предположений и откровенных сплетен. Никто не знал, кто именно стоял за атакой, и эта неизвестность лишь подливала масла в огонь.

Официальные «Санкт-Петербургские ведомости» громили анонимных спекулянтов с праведным гневом:

«…Небывалая по своей дерзости атака на биржевые котировки ГОРЖД, находящегося под высочайшим покровительством, не может быть расценена иначе как попытка подрыва экономических устоев Империи. Финансовые круги Европы взбудоражены действиями группы безответственных игроков, чьи имена пока скрыты, но чьи цели очевидны — посеять панику и извлечь сиюминутную выгоду на беде тысяч добросовестных акционеров…»

Более либеральный «Голос» был осторожнее в оценках, но старался связать события воедино:

«…Нельзя не заметить странного совпадения, которое ускользнуло от внимания наших коллег. Грандиозному обвалу акций предшествовала скандальная публикация в лондонском „Колоколе“ г-на Герцена. Почти одновременно с этим в трагической дуэли погибает один из ключевых директоров Общества, барон д’Онкло. И вот спустя всего несколько дней неизвестные силы обрушивают рынок. Неужели мы являемся свидетелями планомерной войны, объявленной неизвестными силами французскому правлению Общества?..»

А финансовые

«Биржевые ведомости» и вовсе погрузились в истерику, пестря догадками:

«Кто стоит за атакой? Консорциум обиженных русских купцов, уставших от засилья иностранцев? Тень венских Ротшильдов, решивших увеличить свое влияние? Или это тонкая интрига самого английского правительства, желающего ослабить французский капитал в России?..»

Я читал эти строки и усмехался. Они видели дым, но не могли разглядеть того, кто разжег огонь. Мое имя нигде не фигурировало. Имя Кокорева — тоже. Тайна, окружавшая нападавших, пугала рынок гораздо сильнее, чем любая открытая атака. Я оставался призраком, и это было главным.

Я как раз заканчивал просматривать последнюю газету, когда в дверь моего номера постучали. Это был не вежливый стук гостиничной прислуги и не торопливый — Изи. Это были три коротких, твердых, не терпящих возражений удара.

Я открыл.

На пороге стоял флигель-адъютант великого князя, которого я видел во дворце. Но на этот раз он был не один. За его спиной в коридоре застыли четыре человека, при виде которых у меня похолодело внутри. Четыре казака Лейб-гвардии Собственного Его Императорского Величества конвоя.

Высокие, широкоплечие, в своих черкесках с серебряными газырями, в высоких папахах, они стояли неподвижно, как изваяния. Их суровые, обветренные лица были бесстрастны, но руки в перчатках лежали на рукоятях шашек. Их молчаливое присутствие в тихом коридоре роскошной петербургской гостиницы было более красноречиво, чем любая угроза. Мне было просто некуда деться.

— Господин Тарановский? — спросил адъютант, и его голос на фоне молчаливых гигантов за спиной прозвучал особенно сухо и официально.

— К вашим услугам, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.

— Его императорское высочество великий князь Константин Николаевич требует вашего немедленного присутствия в Мраморном дворце.

Это был не вызов и не приглашение. Это был приказ, подкрепленный присутствием четырех лучших гвардейцев империи. Моя анонимность не просто закончилась. За мной пришли.

— Прошу дать мне пару минут, чтобы собраться и не ударить в грязь лицом перед великим князем Константином Николаевичем.

Адъютант смерил меня холодным взглядом и коротко кивнул.

— Его высочество ожидает. У вас десять минут на сборы.

С этими словами он отступил на шаг, а казаки за его спиной остались стоять неподвижной, угрожающей стеной. Я молча закрыл дверь, отрезая себя от их тяжелого присутствия.

На мгновение прислонился спиной к прохладному дереву, прислушиваясь к гулкому стуку собственного сердца. Итак, игра окончена. Меня вычислили. Но что это значит?

Я подошел к окну и посмотрел на суетливую улицу внизу. Мысли в голове работали быстро и четко, отсекая панику и оставляя лишь холодный расчет.