Магнолия Паркс
Шрифт:
Он берет мою руку в свою, целует тыльную сторону ладони.
— К черту Дэвида Палмера. Бауэра в президенты.
2. БИ ДЖЕЙ
Отец будет рвать и метать. Он утверждает: «для мужчины репутация — это главное». Как человек с безукоризненной репутацией, он осознает, о чем говорит. Не могу представить, какая она у меня в последнее время, но уверен, что отец не в восторге.
— Очередная драка, Би Джей? —
Я ничего бы не ответил, а лишь закатил бы глаза.
— Сколько драк тебе еще надо устроить, чтобы понять, что уже поздно? Ты давно потерял Магнолию, — вот что он скажет завтра утром.
Вероятнее всего, голосовой почтой, потому что ночевать дома я не планирую.
Не знаю, откуда ему известно, что именно я потерял Магнолию, а не она меня, но он прав. Отец и сам не знает этого, просто высказывает предположение, и это на самом деле чертовски раздражает, потому что он прав. Просто привык к этому. Привык к тому, что его мысль всегда в тему, и к его долгим голосовым сообщениям, полным ненужной мудрости, которой нет смысла тратить на меня, но он все равно делится. Кажется, отцу бы хотелось, чтобы я был другим. Лучше, короче. Паркс с этим не согласна, она говорит, что родителям нравится, когда я такой, какой есть. На самом деле так оно и есть, однако это не значит, что папа не хочет, чтобы я был лучшим мужчиной.
Чёрт, даже я хотел бы быть лучшим мужчиной.
В том голосовом сообщении, что он оставит мне, услышу то же, что отец говорит каждый раз, когда дерусь из-за нее. Они ее обожают. Дело не только в том, что я люблю ее и она — это она, но и в том, что она — моя семья. Школа-интернат заставляет обретать собственную семью. Люблю я ее или нет, она моя.
И давайте признаем искренне: среди всех глупых причин, по которым я боролся за нее все эти годы, публичное заявление придурковатого бывшего Паркс о том, что она любила его член, кажется как никогда убедительным.
Формально я даже не дрался с ним.
LMC и Loose Lips будет все равно, они в любом случае выставят все в плохом свете.
Паркс сообщила, что утром свяжется с Ричардом Дэнненом, чтобы предотвратить возможные публикации Tatler.
Машина подъезжает к ее дому в Холланд-парк.
«Скромный небольшой десятикомнатный домик в Холланд-парке» — так Паркс описывала его кому-то на прошлой неделе. «В доме имеется крытый бассейн, но, увы, отсутствует открытый. Это, конечно, печалит, но мы как-то управляемся с этим», — с серьезным выражением лица сообщала она кассиру, которая совершенно ничего не спрашивала о доме. Мы заходим в эту большую черную входную дверь, опершись о которую я целовал ее миллион раз. Не могу об этом не вспоминать (такое влияние имеет на меня ее дом). Я любил ее в каждом углу. Раздевал в каждой комнате. Этот дом делает из меня настоящего жалкого слюнтяя. Ностальгия по стероидам и чертовой тонне окситоцина накрывает каждый раз, когда стою в этом фойе. Здесь хранятся воспоминания на всю жизнь: она ступает вниз по изогнутой мраморной лестнице, и сердце стремительно вырывается из груди, устремляясь в мои объятия...
Такая пылкая любовь к ней немного тебя угнетает. То, что я все испортил, тоже тебя самого немного угнетает.
Она закрывает дверь слишком тихо, медленно и шикает на меня, прижав палец ко рту.
— Почему ты шикаешь? — шепчу ей на ухо, мой рот уж слишком близко к ее уху, и я делаю это намеренно.
— Потому что если мы разбудим Марсайли, она
— А-а-а, — я киваю, словно это не удар под дых — то, что самый важный взрослый в жизни Паркс считает меня ничтожеством.
Эта Марсайли МакКейлин — устрашающая маленькая особа. Её нянька с детства, опекун, наставник — да кто угодно, она была для Паркс всем. Она рядом с самого начала, и если я не ошибаюсь, буквально вытащила её из материнской утробы. Она на каждом семейном фото — была обоими родителями, которыми не смогли стать ее биологические. Рыжие волосы, метр пятьдесят, красивое лицо, но всегда хмурится по крайней мере на меня. Раньше Марс была моим самым большим поклонником, а теперь, вероятно, каждый раз, когда я выхожу из комнаты, зажигает палочку для медитации и очищения ауры.
— И если мама тебя заметит, она, вероятно, попытается оседлать тебя или предпринять нечто подобное, кто знает, чего ожидать, — Магнолия закатывает глаза, а я фыркаю.
По большей части она шутит, хотя в этом есть доля правды.
Не совсем обычная мама, эта Арри Паркс. Дизайнер сумок.
Очень весёлая, довольно раскованная, ей всегда казалось забавным, когда она заставала меня с рукой под юбкой её дочери, и она не доставала нас, когда находила у нас запрещённые вещи в подростковом возрасте (иногда даже присоединялась). Для меня её главное достоинство — она по-прежнему моя самая большая поклонница, несмотря на мои проступки.
— Где твой отец? — я оглядываюсь вокруг.
Мне нравится, когда мы одни в этом доме.
Чувствую себя так, словно мы снова дети, которые прокрались домой после очередного побега.
— В Атланте, — она пожимает плечами. — Вернется утром.
Ее отец, хотя разве вы не знаете ее отца? Ну, Харли Паркс? Продюсер? Тринадцать «Грэмми» за последние двадцать лет и примерно тридцать пять номинаций. Этот человек — гребанная легенда. И немного пугающий.
Знаете, каково это — встречаться с дочерью крупного коренастого темнокожего мужчины, у которого 50 Cent на быстром наборе? Сплошной стресс, ребята, вот что это такое.
Я на её семнадцатом дне рождения весь вечер, блять, проливал холодный пот, потому что был уверен, что её отец попросил Кендрика Ламара и Трэвиса Скотта следить за мной и держать в узде. Паркс пыталась ко мне лезть при каждом удобном случае, потому что она становится слишком ласковой, когда выпьет, а мне приходилось её отталкивать, из-за чего она злилась на меня, а им казалось забавным. Словом, это было долбанное черт знает что, а не ночь.
По правде говоря, я рад, что ее отца нет дома, и если бы мы с Паркс встречались, то сделали бы это прямо на его кровати, будто сказав «Иди к черту», но мы не вместе, поэтому я просто засну в её постели, как и делал большинство ночей.
Все равно немного «иди к черту», полагаю.
Как только мы заходим в ее комнату, стягиваю с себя футболку и направляюсь сразу в ванную комнату. У Паркс есть странная привычка: ни ногой грязным в постель.
Представьте, насколько это дерьмово, когда ты пьян? Это ужасно невыносимо. У нас было с миллион ссор по этому поводу. Я не выиграл ни одной.
Паркс заходит в ванную, пока я принимаю душ. Берёт зубную щетку и прокручивается на своей маленькой босой ножке, разглядывая меня. Видна только верхняя часть моего тела, нижняя часть скрыта за этой чертовой плиточной стеной, через которую ничего не видно, и я каждый день жду, когда её не станет. Знаю, что вы думаете: Какого черта? И знаю, наши отношения странные.