Магония

Хэдли Мария Дахвана

То, что она имеет в виду, наконец-то до меня доходит.

– Твой Милект – лёгкоптица и предан капитану. Ей же даровали сердцептицу, и когда она утратила связь с ним, то отказалась его отпускать.

– На что ты намекаешь? Просто скажи уже.

– Кару предал Зэл. Её собственный кэнвр отказался петь с ней. Ты уверена, что понимаешь мать? Уверена, что веришь ей?

Кое-что у меня в голове встаёт на место.

– Я не прошу тебя освободить ростре, – говорит Джик. – Время бунта ещё настанет. Кое-кто из нас приближает его. Некоторые действуют

изнутри. – Она смотрит на меня с вызовом. – Аза. Если Зэл добьётся своего, некоторые места на земле исчезнут.

– Ей нужны лишь воздушные растения, – пытаюсь я защититься, но сама чувствую, насколько не уверена в собственных словах.

Джик смотрит на меня:

– Ты видела, что она сегодня сделала? Зэл нарушила слово. Отказать в праве на последнюю песнь? Это против всех магонийских законов, – шепчет она яростно, будто я дура и ничего не знаю. – Ты веришь женщине, не давшей другому спеть последнюю песнь? Твоя мать, Аза Рэй, преступница. У неё нет чести.

Это уже слишком.

– Ты смеешь ставить под сомнение решение капитана, ростре? – перебиваю я и слышу, как неправильно, нечестно звучат эти слова.

Джик ощетинивается и холодно смотрит на меня:

– Её кэнвр восстал против неё. Теперь он безумен и сломлен. Что станет с тобой, если не сумеешь выполнить её план?

Я вскакиваю на ноги.

Сую небольшой ножик в сапог. Наматываю верёвку на руку. Надеваю тёплую одежду. Если Джик права и Кару жив, значит, он зовёт на помощь. Зовёт меня.

Если он предал Зэл, она его убьёт. Я не могу этого допустить.

Не после

Лей

Просто не могу.

Что-то у двери шевелится. Там Ведда. Её глаза светятся.

– Птенец, Джик хочет неприятностей. Не слушай её.

Перья на плечах Джик топорщатся, словно на ней мотоциклетная куртка. Глаза расширяются. Она выпячивает свою голубую грудь. Рядом с Веддой Джик кажется маленькой, как подросток.

Как я.

– Я не хочу неприятностей, – возражает Джик. – Я хочу справедливости. Ты слышишь крики Кару не меньше моего.

– Кару призрак, – напряжённо заявляет Ведда.

– Мы все знаем, что это не так. Капитан сказала, мол, он призрак, и мы по её приказу объявили беднягу мертвым, но птица живёт в мучениях. – Джик снова поворачивается ко мне. – Ты можешь помогать капитану. Или помочь нам. Ты сильнее, чем она когда-либо была…

Ведда хватает Джик за крыло и шипит ей на ухо:

– Хватит! Оставь её. Оставь сейчас же.

Джик разворачивается и выходит.

Убедившись, что она далеко, Ведда смотрит на меня.

– Что бы ты ни задумала, птенец, – не надо. Это не кончится добром ни для тебя, ни для той птицы. Кэнвр капитана безумен.

– Но не мёртв.

Я полностью одета и готова, по причине, которую сама не готова обдумать, выйти на холод.

Когда я прохожу мимо, Ведда хватает меня за волосы.

– Тебе меня не остановить…

Но она и не пытается. Лишь заплетает мне косы

странно знакомым образом.

– Что ты делаешь? Это капитанский узел?

– Нет. Твой.

Я смотрю в зеркало. Волосы стянуты в тугие косы и закручены наподобие раковин моллюска.

– Он принадлежит тебе, – тихо повторяет Ведда. – Равно как и твои разум и воля.

Я гляжу на себя, на неё. Слушаю её слова. Но только открываю рот, чтобы поблагодарить, как Ведда меня обрывает:

– Если кто спросит – ты сама выбрала эту причёску, птенец. Я стюард, а не революционерка.

Итак, я иду охотиться за призраком.

Спускаюсь по лестнице в камбуз, ворую там ломоть хлеба и кусочек солёного свиного мяса.

Я напряженно прислушиваюсь к голосу Милекта. В загоне наверху ещё горше.

Там птенцы, ещё не натренированные петь со своими магонийскими хозяевами и не связанные с ними. Милект и Свилкен учат малышей. Те сопротивляются, пытаются вырваться из цепей. Когда магониец умирает, его кэнвр разделяет участь хозяина, но не по своей воле. Его убивают. Их нельзя связывать с другим магонийцем. Связь сохраняется до конца.

Господи, прямо как обычай сжигать жену с телом погибшего мужа.

«Сдержанность», – щебечет Милект.

Он обращается к птенцам, муштрует их. Тот ещё командир. Так же он муштрует и меня. Слышу, как Зэл на палубе отдаёт приказы команде.

Интересно, она вообще спит?

Из её каюты доносится тихий шум крыльев. Я не колеблюсь. Никто не посмеет войти сюда без разрешения. Никто, кроме меня.

Я толкаю дверь. Внутри широкая кровать с красно-золотым покрывалом, старый потёртый деревянный стол и пергаментные свёрнутые карты. Тонны карт. Но я здесь не за ними.

В углу стоит ширма, а за ней – клетка, накрытая тёмной тканью. Чувствую, как Кару внутри движется, крутится, расправляет крылья.

Я никогда не была здесь прежде.

Вот почему.

Этот кэнвр – контрабанда. Он должен быть мёртв.

«Аза, – говорит птица, и я подпрыгиваю от неожиданности. – Убей меня».

Его голос тише, чем раньше. Он говорит лишь со мной, с собой.

«Нет, – старательно отвечаю я по-магонийски. – Еда».

«Еда», – повторяет Кару.

В его тоне темнота, болезненность. Я осторожно снимаю ткань.

И упираюсь взглядом в тёмный сверкающий глаз. Кару – сокол.

Каждое перо, чёрное на кончиках, пронизано прожилками золотого. Его грудь кремового цвета и вся в тёмных отметинах. Внутренняя поверхность крыльев огненно-красная. Какой он огромный. С мою руку величиной.

Именно его я искала с самого первого дня на корабле.

«Я не уверена, чего ты хочешь, – говорю ему, но не на магонийском, а на своём языке. – Ешь».