Магония

Хэдли Мария Дахвана

И просовываю руку сквозь прутья. Кару подаётся вперёд. Стараюсь не отпрыгнуть, хоть и чувствую отчаяние и томление, сводящие его с ума. Хоть сердце у меня и болит. Он берёт хлеб из моих рук, отрывает кусочек мяса.

Кару поворачивает ко мне гладкую голову, смотрит дикими глазами на мою грудь и издаёт низкий угрожающий звук, но Милект не со мной. Сокол нервно переступает на насесте.

Я оглядываюсь. Ключ висит на стене (на самом виду у птицы, ещё одна пытка). Я открываю клетку и вытягиваю неприкрытую руку, доверяя ему.

Он

перебирается мне на предплечье. Чувствую прикосновение когтей, но они не впиваются в плоть, не царапают кожу – скорее погружаются в меня, подходят мне. Чувствую его вес.

«Разорванная связь, – поёт Кару, глядя на меня. – Разбитое сердце, сожжённый дом. Связан, разбит, узел распутан. Океан, остров, когти, перья, гнёзда. Падать, падать со звёзд».

Он медленно расправляет крылья, а затем взмахивает ими и поднимается в воздух. Я испуганно делаю шаг назад.

Кару смотрит на мою грудь, словно хочет вырвать у меня сердце. Но я встречаю его взгляд. Его глаза расширяются, чисто золотые и совершенно безумные.

«Аза», – тихо зовёт сокол.

Теперь его голос иной. Не такой напуганный, не такой яростный.

«Пой», – просит он.

Его острый клюв заставляет меня нервничать. Кару ерошит перья и встряхивается. Когти у него длиной с мои пальцы.

«Небо, – говорит сокол. – Возьми меня».

Он наклоняется и снимает клювом что-то с лапы.

Это кольцо. Золотое, вроде колец на ростре, но без цепей.

Кару кладёт его мне на ладонь и смотри на меня. Я не знаю, что делать. Если бросить кольцо с корабля, это освободит птицу?

«Небо», – снова говорит Кару.

Не опуская вытянутой руки, я сгребаю со стола свёрнутые карты и сую их за пояс.

Кару не сводит с меня взгляда. Я надеваю свой плащ на голову сокола и укутываю его. Прижимаю к себе и выхожу в тёмный коридор. Кару напевает мне на ухо…

Ужасно нежная песня, вот бы мне такую. От неё болит голова, барабанные перепонки. Я встряхиваюсь, и Кару шевелится.

«Небо», – тихонько поёт он.

Я прохожу к шлюпкам, делая вид, будто вовсе ничего и не замышляю. Джик прогуливается по палубе, а потом намеренно идёт к сонному Дэю и отвлекает его.

Я двигаюсь непринуждённо. Медленно. Я разглядываю одну шлюпку, достаточно большую, чтобы выстоять на сильном ветру, и достаточно надёжную, чтобы не перевернуться, если что-то появится снизу.

Мышепарус смотрит на меня и издаёт тихий высокий звук. Близко проплывает шквалокит, напевая лёгкий дождик.

Я по-прежнему держу Кару. Его сердце бьётся так сильно, что он сотрясается всем телом. Я забираюсь в шлюпку, кладу туда сокола. Он ни к чему не прикован, он не пленник.

Развязываю верёвку, удерживающую шлюпку

рядом с кораблём. Распутываю узлы. Я до конца не понимаю, что делаю. Похищаю кэнвра капитана? Капитана, которому дала клятву?

Клятву. Аза, кто ты? Что за жизнью живёшь, если даёшь клятвы на крови?

И кому ты их даёшь?

Смотрю на паруса, на корабль, на окружающую нас ночь. Мышепарус расправляет крылья, унося от нас «Амину Пеннарум». Я отталкиваюсь от борта судна и уплываю в небо.

Начинаю грести.

Минуту спустя Кару возится под плащом, скидывает его с головы. Тонкая ткань соскальзывает со сверкающих перьев.

Сокол издает низкий вибрирующий звук, из глубины груди. Я всё больше отдаляюсь от корабля.

Смотрю на «корабельную звезду» и направляюсь к ней. Я уже едва вижу сигнальные огни «Амины Паннарум». Надо просто отплыть так далеко, чтобы с него не увидели, как Кару взлетит.

Сокол склоняет голову набок и тихо всхлипывает.

– Что такое? – спрашиваю я.

«Тюрьма. Оторван от дождя и неба».

«Кто забрал тебя?» – Внезапно я понимаю, что пою, причём не на каком-то известном языке, а том, что объединяет лишь нас с Кару.

«Магония. Воры! Дом, – поёт он тише. – Дом».

Боль, звучащая в птичьем голосе, проникает мне в сердце, и оно бьётся в унисон. Удар – крик – удар – крик. Как метроном.

«Птицы-рабы. Певчие птицы. Певчая девочка».

Кару смотрит на меня и покачивает головой. Затем прекращает петь и смотрит в небо. Раскрывает крылья и снова их складывает.

Я вдруг чувствую, что у меня мокрые щёки. Слёзы струятся по лицу. Кару жаждет попасть домой. Жаждет [({ })].

Может хоть ему это удастся.

Здесь тихо. Никого, ни единого корабля, ни Милекта. Мне остаётся лишь развернуть украденные карты, а эта огромная безумная птица может погубить меня и всё вокруг просто позвав на помощь. Думаю о планах Зэл, о тех, что она мне рассказала. Предполагается, что я лишь украду растения. Она поклялась мне.

Верю ли я ей? Она на моих глазах нарушила данное слово.

Как я могу ей доверять?

Кару снова забирается мне на руку, и я гребу. Сокол раскрывает крылья, и мы устремляемся в ночь.

Он издаёт резкую трель, и звёзды впереди начинают сиять ярче, одна за другой. Путь. Очень осторожно, неуверенно я подпеваю Кару и вижу серебряную мигающую дорожку, уходящую прямиком в ночь. Вокруг поднимается туман, лёгкая песчаная завеса скрывает нас от луны. Мы движемся в темноте.

Но я смотрю вниз за борт, на мир, и на мгновенье отвлекаюсь. Представляю, как Джейсон видит мою шлюпку, пробирающуюся по тёмному оживлённому небу. Представляю, как бы ему это понравилось. Одна часть моей души привязана к земле, другая тянется к Дэю. С каждым гребком мне всё больнее.