Малахитница (сборник)
Шрифт:
Калданка дернулась. Толкатели закашляли, засбоили. Не любят они внешней силы. Пришлось погасить дар и открыть глаза. Ход выровнялся, аппараты снова заурчали ровно.
Взглянул на наставника, все спокойно, он и усом не повел, но надо быть осторожнее. Незаметно достал из кошеля деревянную фигурку и принялся править ей лицо.
Не успел я сосредоточиться, как вздрогнул от неожиданности. По округе разнесся потусторонний, пронзительный смех. Рука соскочила, резец полоснул по пальцу, и окропленная кровью фигурка улетела в реку. Прямо
— Бллаггоддарствую, — пробулькало чудище и исчезло под водой, взмахнув напоследок спутанной гривой водорослей.
— Мор тебя побери, что это? — закричал я.
— Это, Степан, Йинк-Вэрт Эви — дух воды. И вы только что принесли ей жертву, — пояснил наставник.
Кажется, это первый раз, когда я от него услышал что-то кроме команд.
Блестящее тело мелькнуло в воздухе, и в мое лицо ударилась рыба, холодная и мокрая.
— А вот и ответный дар, — хрипло засмеялся Иван Дмитриевич. — Понравилось ей ваше подношение.
Вслед за первой рыбиной в меня прилетела вторая и третья, и вскоре под моими ногами шевелилась серебристая горка, а я отплевывался от тины и слизи.
— Это что же за язычество-то тут у вас такое? — возмутился я.
Смех наставника перешел в каркающий хохот.
Противный старикан. Нет бы помочь, а он издевается. Порезанный палец болел. Лицо стыло от воды, запах рыбы все никак не уходил.
— Такое же язычество, как и вы, одаренные, — отсмеявшись, сказал наставник. — Дух — это магическое явление с зачатками разума. У вогулов нет одаренных, зато остались духи.
Иван Дмитриевич пыхнул своей трубкой. Ветер бросил клуб дыма мне в лицо.
— Как это нет одаренных? — удивился я, морщась от смеси табака и рыбы.
— А вот так. Ни одного случая за сто лет. Не болеют они мором и не становятся одаренными. Потому мы с вами и здесь. Чтобы понять почему.
Я посмотрел на Ивана Дмитриевича с уважением. Вот оно значит как. Победить мор хочет. А я уж было подумал, что вздорный барин из ума выжил, с язычниками спутался.
— И вот что, юноша. Не вздумайте больше кровь свою жертвовать. Кровь одаренных — большое искушение для духов. Можно и чудовище породить.
— Так это из-за капельки крови все? — кивнул я на рыбу.
— Не только. Чем сложнее с чем-то расстаться, тем ценнее жертва. А фигурки вам дороги, — утвердительно сказал наставник и замолчал. — Кстати, зачем вы все время вырезаете одно и то же? Невесту в городе оставили?
— Нет, — зло буркнул я, чувствуя, как краска заливает щеки. — Это сестра. Она в приюте.
Наставник посмотрел на меня исподлобья, покачал головой и сказал:
— Натуральный волчонок.
Он снова уставился вдаль, как будто ничего и не было. Странно, но мне стало жаль прерванной беседы. Я вздохнул, покопался в кошеле и достал свежую заготовку.
В стойбище
— Опять живи хорошо, Иван Дмитриевич, — поприветствовал нас встречающий вогул, едва мы пристали к мосткам.
— Пайся, рума Елгоза, — степенно ответил наставник. — Заехал вот к вам, по дороге на Сосновку. Как тут у вас дела? По моему вопросу новое что есть?
Ответить Елгоза не успел. Над головой раздался свист, хлопок, и нас накрыло облаком пыли.
Я уткнулся в колени, боясь глубоко вдохнуть. Рядом кашляли. На берегу что-то кричали. Судя по тону — ругались. Глаза слезились. Нос чесался.
— Да что тут такое творится? Снова духи или еще напасть какая?
Когда я наконец-то протер глаза, пыль уже осела. Первое, что заметил, был яркий, блестящий бок цеппелина над лесом. Непростого, видно, цеппелина, с гербом и вензелями на гондоле. Он уходил прочь, то и дело меняя направление.
«Это они что, бомбу, что ли, бросили? Зачем?» — подумал я.
Перевел взгляд на стойбище. Все цело, не порушено. Серое только от пыли.
— Ненпыг! Никак не уймутся! — зло прорычал Елгоза, грозя кулаком вслед цеппелину. — Вот я ваш небесный пузырь прострелю!
— Не вздумайте по ним палить. Строгановы не простят, стойбище вырежут. А с этими шалопаями я помогу. Вернусь только и поговорю с Николаем. Он человек здравый, быстро урезонит родственников, — посоветовал Иван Дмитриевич.
Он закашлялся, поправил картуз и спросил:
— Что они еще тут успели натворить?
— Оленей пугали. Калданки уводили. Да грязь вот кидали, как сейчас. Подкрадутся под колдовством своим, напакостят и потом показываются. Для смеху, наверное, и куражу, — ответил, успокаиваясь, Елгоза.
— Ничего. Потерпите немного. Найду на них управу, да и от барона откуп будет.
— Ну, коли так, потерпим. Только ты это, не пропадай до осени, как в тот раз. Я людям-то объясню, да только не одним нам они насолили. Кто-то и сорваться может, — попросил вогул.
— В этот раз надолго и не хотел. Вот Степана надо к тайге приучить. Месяц повожу, и вернемся, — сказал наставник, кивнув в мою сторону.
— А что за народ такой вогулы? — спросил я Ивана Дмитриевича на следующий день.
Мы снова плыли вверх по течению. Река с каждым часом становилась уже и быстрее.
— Хороший народ. Живут тут испокон веков. Охотятся, оленей пасут, рыбу ловят. Не смотрите, что с виду дикари. Мудрости у них много. Потерянной нами мудрости, — ответил наставник.