Малакай и я

МакЭвой Дж. Дж.

— Я... — Я не знал, что ответить на это.

Она медленно покачала головой, дожевала и проглотила.

— Ты знаешь, как... хотя, скорее всего, ты не знаешь, но дети успешных людей Голливуда... некоторые из них ведут себя не очень хорошо, когда вырастают. Кто-то говорит, это давление, другие говорят, это все деньги и отсутствие контроля. Наркотики, пьянки, вечеринки... в семнадцать лет ее изнасиловали. Она не знала, кто или сколько раз. У дедушки было разбито сердце, и он посвятил ей свое время, пытаясь помочь. Он пытался найти тех людей, но никого не нашел, а когда она

узнала обо мне, захотела сделать аборт. Она попросила денег якобы на процедуру, но вместо этого спустила их на наркоту. Она использовала меня, чтобы выманить деньги у деда еще до того, как я вообще родилась.

Эстер глубоко вдохнула и снова расслабилась.

— Я полагаю, она думала, что может в любое время от меня избавиться, но затянула. Когда я родилась, она оставила меня на крыше дедушкиного старого мерседеса... положила прямо на снег. Дедушка назвал меня Эстер — самая яркая звезда, которую он видел — и переехал в Нью-Йорк, став мне матерью, отцом и дедом.

Когда мне было пять, мама вернулась. Она бросила наркотики, она очень старалась меня полюбить, но не могла с собой справиться, злилась на меня и попыталась убить. Мой дед вышвырнул ее, и больше я ее не видела. Но я ее люблю. Я простила ее. И надеюсь, что с ней все в порядке, где бы она ни была... потому что понимаю, что моя боль не должна заслонять от меня боль других людей. Тебе больно, Малакай, но ты не единственный на этой планете, кто страдает. Неважно, сколько раз тебе было плохо — ты не должен говорить, что никто тебя не понимает. Это нечестно. В общем, подожду внизу, пока ты соберешься.

Когда она потянулась за вторым тостом, я схватил ее за руку.

— Если нам одинаково плохо, почему я должен уступать еду?

Она надула губы, я сделал то же, передразнивая ее, и она засмеялась.

— Ну и ладно, оставь себе. Завтра сделаю двойную порцию.

— Завтра? — Посмотрел я на нее.

Она села ровно и кивнула.

— Ты уже написал книгу?

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты... — остановился я.

— Ох... — она усмехнулась и показала на меня. — Хотел сказать, что я надоедливая, но вспомнил мою историю и притормозил, да? Ах! У тебя все же есть сердце!

Поднявшись, я снял свои спортивные штаны.

— Останешься и будешь смотреть?

Она отмахнулась.

— Иду, иду. Да и не то чтобы ты меня впечатлил.

— Простите?

— Мне нравятся мужчины более... адекватные... и которые не втянуты в бесконечную грандиозную любовную историю с тайной девушкой.

— Она не тайная. Вы работаете вместе, — сказал я, закрывая за собой дверь в ванной.

— Да иди ты! Кто это, Малакай?

— Прости, я тебя не слышу, властная женщина приказала мне поесть, побриться и сходить в душ.

— Еще не забудь прогуляться.

— Иди отсюда, Эстер! — прокричал я у двери, закатывая глаза, хотя она все равно меня не видела.

— Ты меня не знаешь, не думай, что я все так и оставлю! — крикнула она в ответ.

Я ее не знал. Но ее личность напомнила мне Альфреда.

— Твори, продолжай творить, посвяти себя, даже если не должен, — бормотал я себе, рассматривая новую бритву и зубную щетку, которые она купила и

положила поверх нового комплекта темно-зеленых полотенец.

Они оба... в моей записной книжке только два человека. Только два человека знали мой секрет... наш секрет.

ЭСТЕР

— Афина? Пайпер? Мей-Линг?

— Повторяю последний раз — не скажу! — возмущался он на прогулке.

Не обращая на него внимания, я пыталась вспомнить всех девушек с работы... щелкая пальцами, я снова обратилась к нему:

— Чеума, из отдела продаж.

Он вздохнул.

— Да. Чеума, из отдела продаж. Это она. Моя давняя потерянная любовь.

— Больше не интересно, когда ты сдался. — Нахмурилась я, засунув руки в карманы жилетки и вдохнув прохладного свежего воздуха.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты еще ребенок?

— Ага. — Я помедлила и повернулась к нему. — Я старалась стать взрослой, но никто не предупредил, как это ужасно, поэтому, когда мне исполнилось двадцать три, я решила больше не взрослеть.

Я засмеялась и перепрыгнула поваленное, покрытое мхом дерево, и отряхнула руки. Он тоже его перепрыгнул, но как-то легче, чем я, и с достоинством, что это даже раздражало. То есть вчера его скручивало от боли, а сейчас он скачет выше меня.

— И как именно ты планируешь это сделать? — спросил он, нагнувшись завязать мне шнурки, и я застыла на месте. — Меня это бесило последние десять минут.

— Спасибо...

— То есть твой план — оставаться в возрасте чуть за двадцать?

Я растянула ухмылку и показала на него.

— Что?

— Ты жил девятьсот девяносто девять раз, так? Какова вероятность, что ты достиг зрелости хоть в одной из жизней?

Он слушал с искренним интересом, пока я не сказала это вслух, и затем отвернулся от меня и пошел дальше.

— Ты сошла с ума.

— Я сошла с ума? — Он должно быть шутит. — Здесь только ты заявляешь, что прожил…

— Заявляю? А я-то думал, ты поверила! Только языком чешете, мисс Ноэль.

Я хотела пнуть его сзади по колену, но вместо этого посмотрела в затылок и кое-что поняла.

— Ты даже не знаешь, куда мы идем, почему ты впереди? — Я ускорилась, чтобы нагнать его, но он так внезапно остановился, что я почти налетела на него.

Он слегка обернулся, сужая на мне взгляд.

— Я думал, мы просто гуляем, чтобы ты могла прожужжать мне все уши.

— Не-а, мы срежем. Пойдем.

Я сошла с тропинки и стала осторожно раздвигать ветки влево и вправо, пока мистер Великан пытался с ними совладать.

— Ты только сюда приехала, откуда ты знаешь, где срезать... — Его голос замер, когда он остановился у края лесной поляны, где под покровом величественных зеленых деревьев простиралось озеро ярко-малиновых цветов, росших плотно, без единого просвета, и таких высоких, что они доставали мне до колен. Несмотря на сезон или даже на погоду, эти малиновые цветы, покрывавшие всю землю, росли высоко, ярко и благородно.

— Эстер?

Услышав свое имя, я улыбнулась пожилой паре, стоявшей на другой стороне цветочной глади.