Маленькие милости
Шрифт:
Мгновение Мэри Пэт чувствует себя так, будто у нее умерла кошка или собака. Выйдя, она похлопывает «Бесс», единственную свою личную собственность, по металлическому боку. Пытается придумать подобающие случаю слова, но в голову приходит только одно: «Спасибо».
«Бесс» продолжает биться в агонии, а Мэри Пэт вскрывает старый ржавый замок на воротах форта и распахивает их. Затем возвращается за Фрэнком и за волосы вытягивает его с пола машины.
Она ожидала от него больше злости. Понтов, угроз… Однако он податлив. Даже,
– Да твою мать, Мэри Пэт!.. Полегче, прошу тебя! Из меня сейчас кишки вывалятся!
Она рывком поднимает его на ноги и толкает внутрь форта. Идти сам он не в состоянии – едва перенеся вес на отдавленную ногу, сразу же падает, воя от боли. Мэри Пэт оставляет его корчиться на земле.
Внутренний двор форта овальный, в стенах проемы, ведущие в складские помещения. По верху тянется парапет с бойницами для пушек.
Она затаскивает Фрэнка в ближайший склад. Внутри совершенно пусто: ни дверей, ни мебели, ничего. Больше напоминает тюремную камеру, хотя, помнится, в школе рассказывали, что когда-то здесь хранили порох, оружие и провиант. Мэри Пэт усаживает Фрэнка спиной к стене и обнаруживает, что он снова в отключке.
«Слабак», – думает она с отвращением.
Достает из-за пояса его пистолет. Это «кольт» модели 1911 года, почти такой же, какой привез со Второй мировой ее дядя Кевин. Когда Мэри Пэт была маленькой и приходила к нему в гости, дядя Кев усаживал племяшку на колени и давал ей поиграться с пистолетом, только сначала разряжал его и проверял патронник. Он хранил оружие по двум причинам: во-первых, в качестве напоминания, на какие зверства способны люди по отношению друг к другу; а во-вторых, на случай если как-нибудь ночью ниггеры вдруг решат всех их перерезать.
А в конце концов рождественским утром шестьдесят второго года он застрелился из «кольта» сам.
Мэри Пэт обшаривает Фрэнку карманы, находит запасную обойму и убирает к себе в сумочку. Снимает с него куртку и, скомкав, прижимает к ране, после чего как можно туже приматывает к телу изолентой. Фрэнк что-то бубнит, не приходя в сознание.
Она осматривает ему ногу и чуть не блюет. Господи, неудивительно, что он не может на нее опереться. Ступня вывернута в противоположном направлении, а кости голени торчат наружу, будто сломанные ветки. Зрелище отвратительное, однако заставляет ее додуматься стянуть второй ботинок.
В нем спрятан нож.
Тот самый, интересно? Который он всадил ее дочери под ребра?
Мэри Пэт поднимает голову; Фрэнк, едва дыша, смотрит на нее.
– Ты в курсе, что тебе не жить?
Она пожимает плечами:
– Ну и что? Ты, Фрэнк, все равно пойдешь – ой, прости, поползешь – в ад вперед меня. Даже не сомневайся.
– Ты еще можешь отвезти меня в больницу. – Голос у него рассудительный, даже миролюбивый.
Мэри Пэт указывает большим пальцем за плечо:
–
– Тогда спустись вниз к Салливанской кафешке, там таксофон. – Он присовокупляет к дружелюбному тону не менее дружелюбную улыбку.
– А это зачем, позволь спросить?
– Вызовешь мне «Скорую». Или позвонишь Марти.
Мэри Пэт отвечает не сразу. В глазах у Фрэнка даже брезжит огонек надежды.
– Фрэнки… – произносит она предельно мягко. – Эту ночь ты не переживешь.
Он открывает было рот, но Мэри Пэт его перебивает:
– Тебе не спастись. Ни угрозами, ни заискиванием, ни подкупом ты не добудешь себе ни дня жизни.
Видимо, до этого момента Фрэнк еще думал, что у него есть шанс. Теперь он понимает – с полной ясностью, – что очутился внутри собственного кошмара. И проживает каждый его миг наяву.
Фрэнк заглядывает Мэри Пэт в глаза, а она не мигая глядит в ответ. Где-то за стенами форта вскрикивает чайка.
Лицо Фрэнка Туми багровеет и ожесточается от возмущения.
– Нет! – Он пробует вырваться из наручников. – Нет, сука! Ничего у тебя не выйдет! Слышишь, ты!..
Мэри Пэт кладет ладонь ему на лоб и резко прикладывает затылком о гранитную кладку.
– Поразительно, – произносит она, пока он моргает, пытаясь избавиться от пляшущих перед глазами искр. – И ты еще смеешь на меня злиться?.. Ты отнял у меня ребенка. Мою девочку, Фрэнк. И малыша, которого она носила в себе. Ты пользовался ею. Лишил ее нормальной жизни, а потом еще и всадил нож ей прямо в сердце. И как после этого ты можешь называть себя человеком? – Она подносит нож к его лицу. – Вот этим ты ее, да?..
Фрэнк переводит надменный взгляд с лезвия на Мэри Пэт.
– Не смей смотреть на меня так, как будто ты выше моей боли. Это моя боль.
И она делает надрез на его щеке.
– Твою мать!..
– Повторяю: не смей смотреть на меня.
Он косится на окровавленный нож, потом опускает глаза в пол.
– Я не убила тебя только потому, что хочу спросить: честно, как ты детей-то воспитываешь, а?.. Как ты можешь любить и при этом быть способен убить ребенка?
– Я много кого убил в своей жизни, Мэри Пэт.
– Я в курсе… Но она ведь ребенок…
Фрэнк пожимает плечами; наручники лязгают о стену.
– Я смотрю на это иначе.
Кровь крупными градинами падает с его щеки. Кап. Кап. Кап.
– На что «на это»?
– На все. Убивать людей – все равно что чистить снег: удовольствия никакого, но без этого никак, а значит, кто-то должен это делать. И мои дети тут ни при чем. Это просто мои дети, и точка. А твоя дочь…
– У нее есть имя.
– Джулз… – произносит Фрэнк. – От нее были одни неприятности. Сначала закатила скандал – мол, расскажет моей жене, что залетела от меня. Потом убила того парня и…
– Она его не убивала. Просто стояла рядом, когда…