Малышка
Шрифт:
Я вижу Бон-Бон за одним из столов. Сидит, бледная, как испуганная мышь, но при этом пытается держать лицо. А рядом с ней трое мордоворотов. Вроде не трогают, но тот, что справа, слишком близко, и я замечаю, как он дергает ее за руку, когда она пытается отодвинуться. Придурки ржут, поднимают рюмки, соединяют так сильно, что выпивка расплескивается на стол, и синхронно выпивают.
Ладно, уебки, это был ваш последний шот [6] на сегодня.
6
Shot Drinks —
Глава двадцать третья: Рэм
— Ну-ка отвалили от нее, мудаки, — говорю я, поравнявшись со столом, разглядывая троицу с высоты своего роста. Хорошо, что я в равной степени хорошо владею и деловым, и разговорным английским, и в состоянии, при необходимости, покрыть их матами. Что и собираюсь сделать, если прямо сейчас они не включат мозги и не свалят. Поворачиваю голову на того, что удерживает Бон-Бон за запястье на столе. — А тебе вообще на хрен руки оторву. И до трех считать не буду.
— Рэм… — шепчет Бон-Бон, поднимая на меня взгляд с потеками туши под нижними ресницами. Она сдерживалась, поэтому темные кляксы едва видны, но я слишком хорошо помню, как выглядят ее глаза, когда она счастлива, и то, что я вижу сейчас, разрывает мое терпение в клочья.
Я убью за нее. Убью — и сяду. Но сейчас мне в общем срать на это, потому что ни одна тварь в мире не имеет долбаного права доводить до слез мою карамельную малышку.
Музыка взрывается с новой силой, огни цветомузыки хаотично и часто толкаются в узком помещении. Стробоскоп превращает мои движения — а двигаюсь я очень быстро — в замедленную сьемку с эффектом рывков. Заношу биту, держа ее сразу двумя руками и без сожаления вколачиваю ее «правому» прямиком в челюсть. Не убью, но на стоматолога он явно потратится, да и вывихнутую челюсть придется долго чинить.
Парень откидывается на спину даже не сделав попытки прикрыться. Его дружки вскакивают, Бон-Бон пулей вылетает из-за стола и прячется мне за спину. Слышу заглушенный ревом музыки чей-то крик. Парочка идет на меня, и краем глаза я замечаю кастет у того, что с бритой, словно яйцо, головой.
— Ключи в машине, — шепчу Бон-Бон. Называю отель и номер, стараясь не упускать из виду сладкую парочку моральных уродов. — Чтобы я через секунду тебя здесь не…
— Я никуда без тебя не уйду! — перебивает она. Решительно, так, чтобы я наверняка понял и не стал толочь воду в ступе.
К счастью — или, скорее, к сожалению — у меня нет на это времени, потому что мордовороты уже зашли с двух сторон и синхронно пошли в атаку. Одного я все-таки сшиб, словно кеглю, хотя удар вышел смазанным и в плечо, так что наверняка через пару секунд он встанет с колен еще злее, чем был. А вот второй, воспользовавшись тем, что я отвлекся, «догнал» меня кулаком в щеку. Алые искры брызжут из глаз, во рту появился металлический вкус крови. Блядь, давно не дрался, а то бы не дал так легко себя пометить.
Пока я пытаюсь стряхнуть головокружение, второй встает и с рыком, как бульдозер, несется в мою сторону. И тут до меня доходит, что я остался без своей «волшебной палочки», и могу рассчитывать только на кулаки. Собираюсь,
7
Кросс — относится к числу наиболее сильных контратакующих ударов в боксе.
— Рэм, бежим! — кричит Бон-Бон, но задерживается, чтобы одним рывком подобрать валяющуюся в ногах биту.
Умница, не растерялась, знает, что на бите есть мои «пальцы». Хоть сомневаюсь, что кто-то поднимет шум. Ну хотя бы потому, что заодно полиции придется рассказать почему в ночном кабаке оказалась девчонка без удостоверения личности, где бы было написано, что ей уже есть двадцать один год.
Бон-Бон хватает меня за руку и тянет к выходу. Не сразу, но поддаюсь. Мне все еще хочется выпустить кишки всем троим. Реально, даже и не вспомню, когда еще чувствовал себя таким бешеным.
И все же, ухожу.
Холодный ночной воздух немного отрезвляет, я на миг прикрываю глаза, а когда разлепляю веки, то понимаю, что сижу на пассажирском сиденье, а рулит Бон-Бон.
— Бля, что за липкая дрянь… — бормочу я, провожу рукой по губе и морщусь от боли. На тыльной стороне ладони остается кровавый след. Откидываюсь на спинку, снова закрываю глаза, прокручивая случившееся. — Они тебя не тронули, Бон-Бон? — спрашиваю, не поворачивая головы в ее сторону. Если она скажет «да» я просто, мать его, взорвусь.
— Нет, ты приехал вовремя, — отвечает она дрожащим голосом.
— Хорошо. — Зачем-то киваю, и подавляю новую вспышку боли. — Я думал, ты снова валяешь дурака, поэтому не брал трубку. Хуевый я брат.
— Ты мне не брат! — выкрикивает она и так резко дает по тормозам, что я чуть не прикладываюсь лбом о переднюю панель.
— Вообще больная?! — ору я.
— Да! — огрызается она, чуть не с «мясом» вырывает замок ремня безопасности — и переползает мне на колени. — Да, больная! Больная! — Хватает меня за волосы, словно мальчишку, резко заводит голову назад, нависает надо мной и все, что я вижу — ее полные слез глаза на фоне забрызганного яркими звездами индигового неба. — Больная! Твоя! Твоя, понял ты, идиот?!
— Моя, — повторяю, чувствуя себя счастливейшим придурком на свете. — Больная Бон-Бон говорит такие странные вещи. Ты экстези наглоталась? Ну-ка, тест на адекватность: ты же в курсе, что я не Тапочек и не твой боксер, и не милый безотказный Влад? Помнишь, что я херовый брат Рэм, которого ты ненавидишь?
Она так больно тянет за волосы, что я все-таки шиплю.
— Я в курсе, что ты — мой доберман, — говорит с неожиданной злостью, как будто не я десять минут назад спас ее от неприятностей размером с австралийский континент. — Так и будешь изображать из себя сломанного Буратино или, наконец, поцелуешь меня?