Малышка
Шрифт:
Вызов!
— Теперь ты должен мне кольцо, доберман.
— С самым огромным булыжником, какой только можно купить за деньги, Бон-Бон.
— Принесешь его на мою свадьбу.
— На нашу свадьбу, — поправляю я.
— Даже не мечтай. — Она отчаянно пытается освободить руки, но мы оба знаем, что это бесполезно. — Я собираюсь замуж за мужчину, который не проветривает ширинку по три раза в день.
— Знаешь, малышка, я даже не сомневаюсь, что ты будешь в доставочной степени затрахивать мой мозг и другие части тела, чтобы я даже думать не хотел о том, как бы проветриться на
— Рэм! — кричит Ольга, и через секунду мне на спину обрушивается шквал ударов.
Увы, но мне приходится оторваться от Бон-Бон.
Ольга вся красная, словно свекла. Она что-то кричит, посыпает мою голову отборным матом, ее губы мокрые и слюна летит во все стороны. Сразу понимаю, что слова здесь бесполезны, поэтому перехожу к экстренной усмирительной помощи. Хватаю ее за плечи и встряхиваю так крепко, что голова моей теперь уже бывшей невесты безвольно болтается на шее, словно у сломанной куклы.
— Все, свободна, — говорю коротко, но предельно четко и безапелляционно. Да — грубо, да — беспринципно, но теперь мне плевать. Можно сказать, я охренительно вовремя прозрел. — Платье твое, кольцо тоже. И прекрати истерику — ты с самого начала знала, что у нас ничего не получится.
— Я люблю тебя! — громко, до звона в ушах, кричит Ольга.
— Разлюбишь. — Поворачиваюсь к ее подруге, которая с наслаждением Джека Потрошителя расчленяет меня взглядом, достаю портмоне и сую ей в руки приличную сумму. — Поведи ее туда, где она напьется и забудется.
Все, на этом разговоры, выяснения отношений и прочая «финита ла комедия» закончены. Говорить тут больше не о чем. Остался только Валенок и… Блядь, пока я тут устраняю последствия своей глупости, это чмо уже пристроился к моей Бон-Бон: держит ее за руки, заглядывает в глаза, словно щенок. И самое паршивое, что лупить его в салоне свадебных платьев будет совсем уж дерьмово. Я ведь, вроде как, собираюсь купить у них платье для своей карамельки.
Кстати говоря, наши разборки в стиле мексиканской мыльной оперы произвели впечатление на публику, потому что поглазеть на шоу выползли, кажется, все, даже прокуренный подсобный рабочий Вася.
— Ну-ка убрал от нее руки, Валенок, — предлагаю я спокойно и почти миролюбиво.
— Пошел ты! — тявкает он в ответ.
Хорошо, амеба, я ведь и правда хотел по-хорошему.
Глава девятнадцатая: Ени
Я его убить готова!
И любить тоже!
И осознание того, что этот бабник, эгоист и циник нашел лазейку в мою тихую и уютную раковину рвет меня в клочья. Странно, что я до сих пор не подобрала юбки и не сбежала куда глаза глядят, а ля Джулия Робертс в «Сбежавшей невесте». По крайней мере чувствую себя именно так: если бы Костя вовремя не вмешался, я бы, кажется, пала так низко, что мое «да» в ответ на доберманское предложение было бы позорно громким.
Слава богу, Костя среагировал мгновенно. Но не слава богу, что и у Рэма реакция не подкачала. Короткая перепалка — и в следующую секунду он хватает Костю за шиворот и волочет в сторону двери. Тапочек брыкается, пытается освободиться, но Рэму каким-то образом удается держать одной рукой. Консультанты в магазине чуть
Я же так и стою на дурацком помосте, не имея в запасе даже пары капель моральных сил, чтобы уйти. Кажется, стоит сделать шаг — и мои ноги треснут, словно спички. В голове сплошная каша, в душе — раздрай, а на губах… улыбка? Трогаю пальцами складки в уголках губ — в самом деле, улыбаюсь. И плачу одновременно. Нет, нет, нет, этого всего — слишком много для меня одной. Это мне совсем не нужно, это не то, чего я хочу.
Обхватываю себя руками, скребу ногтями плечи, пытаясь соединить вместе края моей безопасной раковины, но ничего не выходит. Она трещит, крошится, распадается на такие мелкие кусочки, что потребуются не один день или даже месяц, чтобы собрать их вместе.
Дверь открывается — и Рэм идет ко мне. Как? Неужели все кончилось? Где Костя?
— Я тебя убью, если хоть пальцем меня тронешь, — предупреждаю я. Голос дрожит, зуб на зуб не попадает.
— Да по хрену! — взрывается он, обнимает мое лицо ладонями, словно я самый ценный трофей в мире — и жестко, до боли, до вкуса крови во рту, атакует мои губы поцелуем.
Я бью его: колочу по груди, по плечам, ногтями впиваюсь ему в волосы, но правда в том, что на самом деле это лишь отчаянная попытка спастись от того, что меня разрушает. Его губы слишком требовательные, его пальцы у меня на щеках шершавые, жесткие, а наш поцелуй на вкус как Кровавая Мери: обжигающий, горький, пьяный.
— Я задыхаюсь, задыхаюсь… Не дай мне умереть, пожалуйста, — молю я. Кажется, сердце вот-вот остановится.
— Дыши мной, — приказывает мой доберман.
И я сдаюсь на милость победителя.
Мне кажется, что я полностью потеряюсь в этом поцелуе. Как будто мы становимся одним целым, связанным чем-то большим, чем просто прикосновение губ. Я отчаянно цепляюсь в плечи своему доберману, практически уверенная, что просто рухну без опоры. А он не делает совсем ничего, чтобы облегчить мое положение. Просто яростно, с голодной жаждой продолжает покорять мои губы. Раскрывает их требовательно, как собственник, который выкупил право единоличного мной владения. И его язык жалит мой рот, вторгается внутрь, приглашает и манить ответить ему тем же.
Это так… сладко и необычно. Это совсем не мокро и не скользко, и не противно. Не хочется отодвинуться и брезгливо вытереть губы тыльной стороной ладони. Хочется вручить себя этому наглецу, потому что сегодня он меня заслужил. И мне отчего-то до щекотки в области сердца приятно быть его призом.
— Учить тебя целоваться и учить, — посмеивается Рэм, когда мы, тяжело дыша, отрываемся друг от друга. Он все еще поглаживает мои щеки большими пальцами и выглядит таким довольным, что хочется снова ему врезать. — С удовольствием дам тебе много-много уроков поцелуев, Бон-Бон.