Мамин сибиряк
Шрифт:
«Может быть, роняли в детстве?»
«А тебя?»
Я пожевала губу, сунула трубку в карман, варясь в собственных мыслях, как в слишком горячей ванне. Он опять намекал на мои комплексы, да? Сима права. Хреново, когда девочка растет, совершенно не чувствуя своей ценности. Мне скоро двадцать четыре, я прочитала тонну психологической литературы, вроде разобралась в себе, отстроила по кирпичику самооценку, но это был лишь фасад, за которым зияла дыра. Сначала отец, потом мама, гребаный Женя опять же… То ли дело Олежка, которого сначала мать обожала, а потом толпы фанаток. У него не было шанса вырасти с ощущением, что он не такой. Ему меня
Так, стоп. Какая, к черту, разница, если он, похоже, реально не собирается от меня отказываться? Мамочки! Да я же рядом с таким мужиком превращусь в самую настоящую неврастеничку. Как тут сохранить дзен, когда весь он – угроза эмоциональной стабильности. Красивый, сильный, обаятельный и богатый. Пусть для меня последнее значения не имело, для других девиц очень даже.
«Господи, Люб, остановись!» – рявкнула на себя. – «Пять минут назад ты оплакивала то, что тебя бросят. Теперь вязнешь в страхе, что ничего у вас не получится. Так нельзя! Нельзя поддаваться навязчивым страхам, которые с вероятностью в девяносто девять процентов абсолютно беспочвенны. Просто живи этим моментом! Зачем ты разыгрываешь в голове утопические сценарии?! Что за мазохизм?!»
– Действительно, Люб… – усмехнулась за спиной мама. Я резко обернулась, только теперь осознав, что разговариваю сама с собой прямо посреди улицы.
– Ты бы так не думала, если бы знала, что за фрукт мой Мамин, – отвернулась я.
– И что же он за фрукт?
Глава 14
– Ну-у-у… Так-то по видео что скажешь? – пожала плечами мама, откладывая телефон, на котором я открыла для нее первое попавшееся видео, всплывшее по запросу «Олег Мамин». Это уж потом я поняла, что выбор пал далеко не на самый подходящий ролик для знакомства. Потому что в нем Олег так матерился на своих подопечных, что бедный комментатор, спасая прямой эфир, был вынужден пошутить, что это он на французском.
– Ага.
– По крайней мере, ему есть на кого выпустить пар, – криво улыбнулась мама.
– Дома он другой. И Степка у него хороший.
– Сколько ему, говоришь?
– Лет пятнадцать, – прикинула я в уме.
– Значит, не в качестве няньки тебя привечают.
Блин, ну вот зачем она опять так? Хорошо ведь поговорили. Вернувшись домой, мама налила нам домашнего вина, и я, сама того не заметив, разоткровенничалась. И чем больше я говорила, тем большую в том потребность испытывала. А мама слушала, никак не комментируя моих слов, что было для меня совсем непривычно и ново.
– Мам, а я, по-твоему, гожусь только для чего-то? Просто так… сама по себе… я не заслуживаю любви? – сама вернула нас к разговору, от которого совсем недавно сбежала.
– А ты сама как думаешь? – вдруг сощурилась мама.
– Я не думаю! Я знаю, что да, – закричала я, вскакивая со стула. – Господи, мам… Но думать – это одно, а ощущать – совсем другое! – прошептала, упав обратно.
Мама опустила взгляд к рукам. Провела подушечкой большого пальца по ногтю на указательном. Руки у нее, несмотря на тяжелую работу по хозяйству, были всегда ухожены. Это тоже был протест – выглядеть не так, как большинство здешних женщин.
– Извини.
– Да что уж, – всхлипнула я, отворачиваясь к окошку. Показалось? Или за шторкой реально мелькнула тень? – Просто не поняла твою оговорку про няню. Все, что ты обычно мне говоришь, сводится к чему-то такому, что…
Мою речь прервал оглушительный стук в калитку.
– Это, наверное, ко мне. Мужчина, – добавила она и, не дав мне ни секунды на осмысление, устремилась прочь из комнаты. Я машинально кивнула, хотя мать этого, конечно же, не увидела. И только потом осознала. Что значит – мужчина? У моей мамы?! Нонсенс. У нее не было никого. Никогда. По крайней мере, пока мы жили вместе.
– Люба, это тебя… – донеслось из коридора. Я перевела дух. Видит бог, я была пока не готова к знакомству с маминым ухажером. Только кому я могла понадобиться? Может, кто-то из одноклассниц увидел, как я шла по деревне? Или соседка Ириша пожаловала, с которой мы дружили детьми, а потом потерялись, как это обычно бывает у взрослых?
Одернув футболку, я вышла встречать гостей.
– Олег?!
– Привет, Любава.
– Ты что здесь делаешь?!
– Приехал за тобой. Говорил же, по заднице настучу за то, что смылась… Вот.
– Стучать, надеюсь, не сейчас будете? – усмехнулась мама.
– Нет. Сейчас, пользуясь случаем, я посватаюсь. А там уж если благословите…
– Мамин, ты ко мне прямиком из девятнадцатого века приехал?! – возмутилась я, но лишь потому, что на деле меня душил смех. – Посватаюсь… Благословите… – перекривляла. Мама пнула меня в бок, сделав страшные глаза. Это что еще за подстава? Она переметнулась на его сторону? Такого я не ожидала. Вот если бы она начала критиковать мой выбор – это было бы гораздо привычнее. А так я банально не понимала, что делать.
– Так вы не против? Простите, не знаю, как вас…
– Анна Сергеевна.
– Очень приятно. Мы с Любой подали заявление. Свадьба первого июля.
– Так вы просите руки? Или ставите меня перед фактом? – взгляд мамы стал по-учительски строгим.
– Зависит от вашего ответа, – широко улыбнулся Олег. – Если вы согласны – прошу. Если нет – ставлю перед фактом.
Во всей фантасмагории происходящего я вдруг поняла, что упустила, пожалуй, главное. А именно то, что это в самом деле происходило со мной! Олег всерьез сюда приехал, проведя после тяжелого рабочего дня бог знает сколько часов за рулем. Продираясь сквозь пробки, останавливаясь, чтобы выпить кофе на каких-то безликих заправках и просто не уснуть в дороге. А еще он действительно пытался обаять мою мать – не для галочки, не из вежливости, а потому, что это было для меня важно. И прямо сейчас он действительно всерьез говорил о свадьбе. Нашей с ним свадьбе, господи. Наверное, я только сейчас до конца поверила, что это правда. Внутри что-то дрогнуло и зашевелилось, заполняя сосущую пустоту теплыми, но в то же время пугающими ощущениями. Я вдруг представила, как мы возвращаемся сюда в последующем, уже вросшие в жизнь друг друга, ставшие ее частью. Не временной. Не на пару месяцев, пока нам хорошо и весело. А навсегда. Грудь сдавило, в носу защипало от слез, и я торопливо вскинула голову, чтобы не разреветься.
Может быть… Мы об этом не говорили, но… Может быть, у нас даже родятся дети. Из-за Степы мне так легко представить Олега в роли отца...
Я слишком забегаю вперед, да? Конечно. Но как тут было остановиться?
– Что ж. Выбора вы мне не оставили, – усмехнулась мать.
– Ага. Прошу любить и жаловать, – Олег развел руками.
– Я пока присмотрюсь, – отбрила наглеца мама. – Пойдемте к столу. Вы, наверное, голодны?
– Он всегда голодный, – сглотнула я, наблюдая за Маминым с какой-то болезненной нежностью.