Марья-царевна из Детской Областной
Шрифт:
Русые волосы были заплетены в тугую косу, а огромные голубые глаза смотрели не по-детски серьезно.
— А… О чем можно попросить?
Девочка пожала тоненькими плечиками:
— О чем хочешь. Судьбу расплести, дорогу указать….
Маша на миг задумалась, а потом пожала плечами:
— Да нет, пожалуй.
"Судьбу расплести" звучало как-то слишком уж таинственно, а "дорогу показать" вроде бы пока не требовалось: Орлова и так знала, что ей сейчас больше всего нужно было.
— Как хочешь, — ровно согласилась девочка, и замолкла,
Кощеева невеста понятия не имела, чего от нее хотят, а потому решила не испытывать судьбу — пусть даже ее и расплести как-то можно — и побыстрее уйти их храма.
Женщина уже толкнула дверь и шагнула за порог, когда в спину долетело чуть слышное:
— Ты пришлась по нраву Макоши…
Терем братьев — близнецов Белобога и Чернобога находился сразу за хоромами Триглава: и захочешь заплутать — не заблудишься.
Кощей пропустил вперед полуверца, склонив голову, шагнул следом за ним через порог, и замер, ожидая, когда волхв позовет его.
Тот прошел за двухцветный полог, закрывающий статуи богов, и на храм опустилась звенящая тишина.
Казалось, упади на пол обычная игла — и это отзовется громом небесным…
— Проходи, мой царь, — прошелестел чуть слышный голос, так не похожий на обычные речи Лютогоста.
Мужчина отбросил в сторону покрывало.
Выточенные из дерева кумиры пересекали многочисленные трещины: если статую Белобога создали в первые годы после Сотворения Мира, то истукан Чернобога был на пару сотен лет старше своего собрата: подлинный идол светлого близнеца утеряли во время войны с Пеклом.
Стоявший на коленях Лютогост медленно выложил на пол перед ногами Кощея три одинаковые деревянные таблички:
— Которая из них — твоя дорога?
Молодой царь долго молчал, выбирая, затем опустился напротив волхва и осторожно коснулся ладонью выбранной плашки.
Старик — полуверец медленно перевернул все таблички одну за другой: первая была черна, как ночь, вторая — светла как день, а та, которую выбрал Кощей — расчерчена черными и белыми клетками.
Грустный смешок:
— У богов нет ответа, какой дорогой ты пойдешь и осилишь ли ее. В каждой ночи есть капля света. В каждом дне есть капля ночи…, - и уже собирая пластинки и вставая, Лютогост совсем не по канону вздохнул:
— Обратись к Ягице Кощеевне, мой царь. Она ведает то, что что не подвластно мне.
— Благодарю тебя, волхв, — ритуально откликнулся мужчина, и тихо добавил: — И спасибо за совет.
Из храма Белобога и Чернобога Кощей вышел чувствуя себя так, словно несет всю тяжесть неба.
Проблемы и заботы с каждым мигом только умножались. Если с утра мужчина знал лишь о том, что беспокоится священный конь, то сейчас — осознавал, что мир может рухнуть в бездну. И самое противное во всем этом — царь понятия не имел, что ему делать и кому можно доверять…
Огненный Змей обнаружился у храма Макоши. Советник сидел на ступенях, опершись спиною о столб, поддерживающий навес крыльца,
— Где царевна? — хрипло бросил Кощей. — Почему ее оставил?
Советник поднял голубые глаза на правителя, чуть улыбнулся:
— Царевна в храме, мой царь. А Макошь недолюбливает, когда мужчины входят в ее придел.
Кощей поджал губы — столь очевидные вещи можно было и не говорить.
— Зови рынд, уезжаем.
Змей за пару ударов сердца умудрился оказаться на ногах, отвесить легкий поклон и скользнуть мимо царя — выполнять приказ.
Царевна появилась на пороге — словно только и ждала, когда советник уйдет. Замерла на ступеньках, словно не зная, что делать дальше, что говорить, куда бежать. Впрочем, так стоять можно до следующего Сотворения Мира — а если Ниян придет в Навь, оно точно понадобится — а потому Кощей только и обронил:
— Идем.
Царевна словно и не услышала его. Замерла недвижимая, будто очарованная…
Но тут за левым плечом, будто призрак какой, возник Огненный Змей, выдохнул чуть слышно:
— Все готово, мой царь, можно ехать, — и Кощей, не оглядываясь, понял — советник говорит ему, а смотрит в глаза царевне и улыбается: ласково, призывно.
Молодая женщина послушно, как зачарованная, шагнула со ступеней. Царя от этого буквально передернуло, мужчина резко обернулся, ища взглядом Змея: тот стоял в нескольких шагах — когда только отступить успел? — и взгляд советника был пуст и безразличен…
…Маша на ступеньках стояла лишь потому, что так толком и не поняла, к ней "жених" обращается, или может, подходившего сзади советника окликает. А уж что там кто кому шептал, женщина и вовсе не расслышала.
Как бы то ни было, обратное путешествие проходило в гробовом молчании. Орлова опять судорожно хваталась за все, что только можно, молясь всем богам — и известным, и неизвестным, — не вылететь из седла на полном скаку. Огненный Змей был погружен в свои мысли, а Кошей… Кощея изводила одна и та же мысль: Мировое древо гибнет! И если с ним что-то случится — все падет…
Правда, перед глазами иногда само по себе всплывало, как царевна шагает на голос Змея…
Спешившись у теремов, правитель Навьего царства бросил короткий взгляд на одного из рынд и отрывисто приказал:
— Проводи царевну в ее опочивальню.
Сейчас ее нужно было как можно скорее убрать с глаз долой, чтоб на глаза и в мысли раз за разом не лезла.
Псоглавец покорно шагнул к женщине, стоявшей у крыльца, и Маша поняла, что пора что-то делать. Иначе ее сейчас опять в комнате попытаются запереть — и наверняка ведь начнут спрашивать, куда охранное чудовище пропало! В лучшем случае дело окончится простой болтовней. Но ведь в худшем — ее опять запрут! А дома — кот, родители… И Маша так до сих пор спокойно не поговорила со своим потенциальным супругом! Не объяснила, что таки да, она может быть, как раньше говорила, и не против под венец идти, но опять же, нужно ж сперва решить все имеющиеся проблемы!