Марья-царевна из Детской Областной
Шрифт:
Орловой на миг показалось, что от ее ног вверх взметнулись серые, почти незаметные в ночной темноте плети тумана, но эта галлюцинация пропала уже через мгновение - когда Маша вдруг обнаружила, что она стоит уже совсем не на улице, перед дверью на кухне, а в уже знакомой комнате - той самой, где ее до этого сторожил Васенька.
Ругаться уже просто сил никаких не было.
А еще и мелкие ожоги на ногах пекли.
Маша обернулась к Кощею, сама даже не зная, что говорить, о чем спрашивать... А он зло поджал губы, отступил на шаг и,
– Ох ты ж, какие стукотки пошли, - тихонько пискнули из-под кровати.
***
Кощей стоял на пороге терема царевны, запрокинув голову к небесам.
На темно-синем покрывале перемигивались звезды. По золотому диску луна сновала стайка анчуток, пытающихся разобраться, как засунуть такое огромное счастье в заранее припасенный мешок. Легкий летний ветерок - полуночник скользнул рядом с щекой, шальным мальчишкой раскидав запахи степных трав.
Кощей вздохнул и сел на ступни терема, спрятав лицо в ладонях.
Мужчина понятия не имел, что ему делать.
Внезапно поднявшаяся волна злости на похищенную царевну уже улеглась. Было бы на что сердиться! Она и не может себя по другому вести! Она ведь полонянка! Кощей для нее враг!
А по сути - идиот, понятия не имеющий на кой леший вообще эта царевна сдалась. Традиция! Тоже мне традиция... Другой никакой дурацкой традиции нельзя было придумать? Раз в сто лет у русалок жемчуга, например, отнимать или со Спрыйей наперегонки бегать? А что? Было бы так же глупо и бессмысленно!
Где-то над головой пел невидимый соловей. Царь вскинул голову - в принципе, и не надеясь, что он разглядит птицу.
Небосвод пересек алый проблеск, крупный, с длинным полыхающим хвостом.
Огненный Змей полетел. То ли из царских хором куда-то спешил, то ли уже куда-то слетал и возвращался. Небось опять по вдовушкам шастал...
Темнит советник. Ой, темнит... Крутит, вертит.... Говорит намного меньше, чем знает...
Не зря отец предупреждал: "Не верь..." Вот только, кому не верить? Сове? Советнику? Советам?
Зря, конечно, отец не согласился! Надо было иглу перековать! И кузнец уже толковый был вызван, и попытаться можно было... Так нет же! Ломай!
И вот кстати, об игле. У самого Кощея ее ведь пока что нет. И откуда ей взяться - леший его знает. Найти? Выковать? Создать? Отец на такие вопросы никогда не отвечал: кривил тонкие губы и тихо ронял:
– Срок придет, узнаешь.
Отец на вопрос ответа не давал, а теперь и узнать не у кого. Не у Змея же спрашивать. Тот может и знает, но вот скажет ли? Да и что за эту тайну взамен попросит? Да и, если отец все-таки насчет советника предупреждал, поведает ли Огненный правду?
Ох, отец-отец...
Насколько все было проще на рубежах....
Впереди - Калинов
За рекою - Тьма. За спиною - Навье Царство...
И сжимая в руке меч, знаешь, что идет из-за рубежа, знаешь, что ты защищаешь. Знаешь, в конце концов, кто прикроет спину, а кто в нее ударит!
А здесь... Здесь и сейчас все не так.
Насколько же все было проще у Пучай - реки...
***
Серые воды Пучай-реки походили на платок из теплой козьей шерсти. Казалось, протяни руку, и пальцы утонут в мягком пухе, согревающем, уютном, родном... Но тот, кто скрывался под балахоном, знал, насколько коварны волны пограничной реки. Знал, что ни одна живая тварь не способна войти в седые струи. Знал, что от обессиленных, упавших с небес птиц, которым не удалось пересечь рубеж между Навью и Пеклом, уже через миг после прикосновения к густой, тягучей воде остаются лишь истлевшие кости...
Огненный змей пал на землю сорвавшейся с небес звездою, обратился в добра молодца, провел ладонью по растрепавшимся за время полета и выбившимся из под алого очелья волосам, и лишь после этого повернулся к окутанной в саван фигуре, едва заметной в ночном мраке.
– Тебя пришлось долго ждать...
– в голосе жителя Пекла появились шипящие нотки, которых не было слышно, когда он обращался к сове.
Змей дернул уголком изящно очерченного рта:
– Дела - заботы, - с запястья скатился огненный шар. Коснулся высохшей, истрескавшейся земли, и, замерев неподвижным фонарем, хотя бы слегка разогнал царящую вокруг темноту.
– Чужие жены...
– продолжили в тон царскому советнику.
В небесно-голубых глазах Огненного Змея полыхнули алые пожарища:
– Не тебе, умрун, меня судить. Сговор у нас не с тобой, с твоим царем.
Смешок-кашель:
– Может, и не мне... Да вот дорожка от Нави сюда прямая - хоженая... А ты небось, к вдовушке какой по дороге заглянул, иначе б скорее здесь был... О вас, Змеях, слава дурная ходит...
– Моя слава - мое дело, - тряхнул русой головой мужчина.
– Так и сговор с Нияном - дело твое... И важность у него поболее будет, чем у чужой солдатки.
Царский советник зло, по-волчьи, ощерился:
– Говори, да не заговаривайся, падаль.
С неба упала огромная сова. Мягко опустилась на плечо фигуры в балахоне, замерла, распахнув золотые глаза...
Казалось, свет созданного Огненного Змеем светильника особо и не докучал ночной птице.
Но ведь ее не должно было здесь быть:
– Откуда в Пекле сова?
– Змей даже в ярости головы не терял.
– Совы птицы странные, советник... Летают где хотят... А мою вину прости мне советник, впредь умнее буду, заговариваться не стану...
– пошел на попятную умрун.