Маша и Гром
Шрифт:
Худой майор подвинул ко мне один из стульев, сам же он уселся за стол напротив. Я услышала, как у меня за спиной ко второму столу прошел капитан Петр Анатольевич.
— Ну что, Мария Васильевна, расскажи-ка ты нам, милая, при каких обстоятельствах ты убила Бражникова Алексея Викторовича?
***
В боксе есть такой термин — «грогги». Это когда после удара в челюсть боксер теряет ясность. Его мысли путаются, перед глазами возникает пелена, он замедленно реагирует на происходящее вокруг. Он не контролирует свое тело и даже может потерять
Вот в таком состоянии я находилась после вопроса майора.
Сквозь шум в голове я смогла кое-как сосредоточиться и посмотреть на худого майора. Тот сидел, вальяжно развалившись в кресле, и по всей видимости наслаждался произведенным эффектом. Он смотрел на меня с прищуром ученого, ставящего эксперимент над жалкой букашкой.
— Не понимаю, о чем вы, — выдавила я из себя, потому что нужно было хоть что-то сказать.
В голове мелькала тысяча мыслей в секунду. Я анализировала варианты: берут на понт? Действительно что-то нашли? Но то старое дело, кажется, списали в архив, признав классическим висяком. Тогда решили, что Бражника убили своим же или заказали чужие — в общем, типичные бандитские разборки. Во всяком случае, я думала, что дело уже давно в архиве. Возможно ли, что нет?
Я подняла голову и встретилась взглядом с худым майором, стараясь выглядеть спокойно и расслабленно. Что у них есть? Нашелся свидетель? Но откуда бы, ведь я лучше всех знала, что никаких свидетелей там не было… Если берут на понт, то ради чего? Тут был один вариант: чертов Громов. Ни для чего иного я ментам понадобиться не могла.
Не зря он мне не понравился еще тогда, во время ночного допроса, этот худой майор с вытянутым лицом и змеиным взглядом.
— Мария Васильевна, — он вздохнул, — нам всем будет легче, если вы перестанете притворяться. Мы все знаем, что Бражников Алексея застрелили вы. На почве личной неприязни.
Ого, так это теперь называется. Личная неприязнь.
Вскинув брови, я улыбнулась, показывая легкую заинтересованность. Подожду, пока он вытащит из своей папочки бумажку с экспертизой или какой-нибудь протокол допроса.
— Я ни в кого не стреляла, — ложь сорвалась с моего языка с уверенностью правды.
Во-первых, я много раз мысленно репетировала этот момент, потому что в первый год боялась, что меня действительно поймают и отвезут на допрос. Во-вторых, строго говоря, не так уж сильно я лгала: намеренно я действительно ни в кого не стреляла. Это была самооборона, иначе озверевший Бражник прихлопнул бы меня как муху.
— Сейчас мы еще можем оформить вам явку с повинной, — сладком голосом продолжил уговаривать меня майор. — Поможет потом скостить срок. Добровольное раскаяние облегчает наказание, слышали о таком?
Слышала, мент. Интересно все же, это у них стандартная схема, или он пошел по облегченному пути, решив, что я — полная дура? И поведусь на такой развод? Может, мне еще в убийстве Кеннеди заодно сознаться?
— Мне не в чем признаваться, — я пожала плечами и откинулась
За спиной раздалось недовольное покряхтывание: кажется, капитану не нравилось, как протекала наша беседа.
— Б*я, ну какие же все умные стали. Фильмов насмотрелась и думаешь, что самая умная тут сидишь? — терпения майору хватило ненадолго.
Атмосфера в кабинете неуловимо изменилась: я почувствовала его злость. Он отбросил в сторону ручку, которую вертел, и подвинул себе тоненькую, скрепленную веревкой папку.
— Короче, расклад у тебя, дорогуша, такой: или ты сдаешь нам Громова, или отправляешься в камеру, и я возбуждаю по тебе 105 УК РФ, до пятнадцати лет лишения свободы.
А вот мы и добрались, наконец, до сути беседы, и все стало гораздо понятнее. И как всплыло старое убийство Бражника, и зачем оно им вообще понадобилось, и что нужно конкретно от меня. Наверное, у меня был очень рассеянный вид, потому что худой майор вдруг развеселился:
— А не надо тут своими глазами хлопать и изображать из себя невинную овечку. Следак, который дело твоего хахаля вел, полный дебил. В отличие от меня. От меня ты, рыбонька, так просто не уйдешь. Поедешь жопу греть на нары на полный срок, это я тебе обещаю. Еще неповиновение тебе пришлю. Или склонность к побегу нарисую.
Я чувствовала, как у меня похолодели руки, а на шее и вовсе выступили мурашки. За моей спиной раздался скрип и медленные шаги — капитан встал со своего стула. Я загривком чувствовала, как он медленно ходит позади меня, и это жутко нервировало. Майор цепко следил за моей малейшей реакцией, словно сторожевая собака, готовый в любой момент накинуться и разорвать — стоит мне дать слабину.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
Про похищение сына Громова я вам уже все рассказала, больше мне добавить нечего.
Я скрестила на груди руки, занимая оборонительную позу. Майор изучал меня внимательным взглядом, без стеснения рассматривая лицо, грудь, ноги. Особо внимание он уделил почему-то моим рукам.
— Подельник Громова пропал неделю назад, ничего о таком Новикове Павле Сергеевиче не слышала? Кликуха у него Капитан.
— Не имею ни малейшего понятия. Я с Громовым едва знакома. Я не знаю, кто его друзья, и, тем более, где они сейчас.
— Гладко стелешь, Мария Васильевна, — гоготнул капитан Петр Анатольевич, по-прежнему стоя за моей спиной.
Я думала обернуться к нему, но не хотела разрывать зрительный контакт с майором: уж слишком пристальным взглядом он меня буравил.
— Как же ты его не знаешь, если вы вместе где-то куковали после того, как твоего нового хахаля едва не пристрелили как бешеную собаку?
Я занервничала. Ведь мне никто не сказал, что говорить про аварию, если спросят. Ведь этот говнюк Громов даже не потрудился передать мне какие-либо инструкции через своих амбалов, которые кружили всю неделю у подъезда, а сегодня куда-то пропали!