Маша и Гром

Богачева Виктория

— Вперед, — гаркнул мне прямо в ухо капитан, когда второй мент, загремев ключами, открыл дверь в клетку.

Я послушно сделала шаг и обернулась, услышав повторное громыхание ключами. Капитан уже отошел на пару шагов назад.

— Ты с ней повнимательнее, Толян, она с братками спит, и тебя может охомутать, — обратился он к полноватому менту.

— А наручники?

Мой голос прозвучал жалко, и я скривилась.

— В них лучше думается, — сострил он, осклабился на прощание и ушел.

Я опустилась на самый краешек лавки слева от проститутки и вздохнула.

—

А ты, подруга, правда с братками спишь? — спросила она хрипловатым, прокуренным голосом, оглядев меня с ног до головы и особо остановившись на разрезанном свитере на моем плече.

— А ты? — огрызнулась я.

Хмыкнув, она понятливо замолчала. Больше заговорить со мной она не пыталась. Бомж храпел, распространяя вокруг себя тошнотворный запах. Полноватый мент пялился на меня через прозрачное окошко. Минут через пятнадцать у меня затекли руки так, что я перестала их чувствовать. В неестественно вывернутых плечах и запястьях поселилась тупая, монотонная боль.

Она занимала целиком все мои мысли, я не могла думать ни о чем, кроме неприятного ощущения в руках. Время тянулось бесконечно медленно. С моего места были видны часы, висящие в будке за прозрачной перегородкой. Мой взгляд намертво прилип к минутной стрелке, и я гипнотизировала ее, словно это могло помочь, и время пошло бы быстрее.

К концу первого часа я едва не взвыла и от тупой боли, которая добралась, казалось, аж до груди, и от общей монотонности, когда минута за минутой ничего не происходило, и секунды растягивались в вечность. Хотелось разреветься, но я уговорила себе еще немного потерпеть.

Прислонившись затылком к решетке, проститутка задремала. Она тихо покрапывала, и я позавидовала ей всем сердцем. Чтобы как-то отвлечься, я встала на ноги и принялась ходить небольшими кругами по замкнутому пространству, пытаясь привести мысли в порядок.

Итак, майор хочет, чтобы я сдала ему Громова. В методах он стесняться точно не будет, раз даже во время того, что они назвали беседой, второй подонок засунул мне руку под свитер. Меня до сих пор передергивало от ощущения его влажной, липкой ладони. Хотелось оттереть кожу хозяйственным мылом в месте, где он ее касался. Я застряла здесь в одиночестве, без адвоката, без помощи. Никто даже не знает, где я, и они могут продержать меня и сутки, и больше, и никто не хватится. Очевидно, громовские ребята решили, что достаточно за мной приглядывали и прикрыли эту лавочку. И теперь меня шантажируют менты… еще и Бражника сюда приплели. Надеюсь, его в аду дерут черти. Подох, а все еще портит мне жизнь!

Что менты хотят услышать от меня о Громове? Про его дела я действительно ничего не знала. А рассказать им про убийство Капитана — я так поняла, это погоняло мертвеца, который уже неделю, надеюсь, лежит закопанным в каком-нибудь далеком лесу, — это подставить саму себя. Смогу ли я спихнуть убийство на Громова, если припрет?..

Ну какой же он сукин сын, втянул меня в это дермище и бросил, типичный мужик! Хорошо устроился, козел, это ведь не его треплют за волосы и лапают похотливыми ручонками менты.

Меня затошнило, стоило только вспомнить о

прикосновениях капитана. И полнейшую беспомощность, в которой я пребывала. Беспомощность и беззащитность перед здоровенными, наделенными властью мужиками. Такие же козлы, как и бандиты, ничем их не лучше. Две стороны одной и той же медали…

Я облизала сухие губы. Я ведь даже не успела позавтракать дома, и ничего не ела и не пила с самого утра… вернусь ли я в ближайшее время домой?..

Плечи пронзила острая вспышка резкой боли, и я застигала сквозь зубы. Мне казалось, вместо рук на меня подвесили две тяжеленных гири, и теперь они выворачивали мне кости.

Я больше не могла стоять на ногах и вернулась на лавку.

— Да-а, подруга, — проснувшаяся проститутка окинула меня оценивающим взглядом и снова закрыла глаза.

Я забралась на скамью с ногами, согнула их в коленях и прислонилась виском к прохладным прутьям решетки. Долго я так не выдержу. Я впала в какое-то оцепенение. Пытаясь справиться с навязчивыми мыслями о наручниках и невыносимым желанием скрестить руки на груди, я то ли задремала, то ли наполовину отключилась, сидя на той лавке. Я вроде бы все видела и слышала, но звуки долетали до меня через толстую пелену. Наверное, именно поэтому я не сразу, сообразила, что меня зовут, и менту пришлось потрясти меня сквозь решетку.

— Виноградова, на выход!

Я подняла на него мутный взгляд: полный мент махал мне рукой, открыв дверь клетки. За его спиной маячил незнакомый мужик, годившийся мне по возрасту в отцы. Посаженное по фигуре пальто и черный кожаный портфель делали его похожим на аристократа. Пошатываясь, я встала и едва не упала, и менту пришлось подхватить меня под локоть. Я взвыла, отшатнувшись в сторону, как будто он дотронулся до меня каленым железом. Руки пульсировали от сильной боли, которую я, наверное, никогда прежде и не испытывала.

— Спиной повернись, — велел мент.

Кроме него и красивого седого мужика с портфелем в помещении никого не было. Я озиралась по сторонам, выискивая майора и капитана, но их нигде не было.

А потом зазвенели ключи, щелкнули браслеты, и мои руки, словно тряпки, безвольно повисли вдоль тела.

— О боже мой, — я даже застонала вслух и опустила взгляд, чтобы убедиться: вот они, мои запястья. Я действительно их вижу.

На них уже расцвели уродливые багровые полосы от наручников с палец толщиной. Они ужасно опухли и побагровели, и выглядели неестественно, словно их накачали воздухом, в затем пришили к моим рукам.

— Свободна, — буркнул мент и ушел, позвякивая наручниками.

— Мария Васильевна? — седой мужчина впервые обратился ко мне. — Меня зовут Эдуард Денисович, я адвокат. Пройдемте, нас ждут снаружи.

Я пошла следом за ним, механически переступая ногами. Запястья одна за другой пронзали судороги: мне было даже больнее, чем в наручниках. Оказавшись снаружи после череды темных коридоров, я задрожала. В камеру ведь меня привели в одном свитере, мой ватник так и остался висеть в кабинете тех двух уродов. Не прекращая потирать запястья, я поежилась и подняла голову.