Машина различий
Шрифт:
Он, конечно же, с восхищением читал о триумфах техники в Суэце. Испытывая нехватку угля, французы заправляли топки своих гигантских экскаваторов битумизированными мумиями – их складывали в поленницы, как дрова, и продавали на вес. Но разве отсюда следует, что все географические журналы должны быть забиты сплошной египтологией?
Огромное, псевдоегипетское по орнаменту здание Центрального статистического бюро грузно расселось в правительственном сердце Вестминстера; его пирамидальная верхняя часть круто сходилась к острому известняковому навершию. Чтобы компенсировать потерю объема наверху, нижняя часть этого уродливого сооружения была раздута, как гигантская каменная брюква. Истыканные дымовыми трубами стены поросли беспорядочным лесом вентиляторов, чьи
Опасливо поглядывая на облепивших провода голубей, Мэллори пересек плавящийся от жары асфальт Хосферри-роуд.
Крепостные ворота бюро, обрамленные колоннами с лотосовидными капителями и англизированными бронзовыми сфинксами, имели высоту футов в двадцать. По их углам были прорезаны обычные обиходные двери; Мэллори хмуро шагнул в прохладные сумерки, в неистребимый запах щелока и льняного масла. Убийственный зной раскаленных лондонских улиц остался позади, а заодно и дневной свет – в этом треклятом месте совсем не было окон, только газовые рожки в неизбежно египетском стиле, пламя которых зыбко колыхалось в веерообразных рефлекторах из полированной жести.
Не ожидая приглашения, Мэллори предъявил стоявшему за конторкой клерку свое удостоверение личности. Клерк или, может, какой-нибудь там полицейский, поскольку одет он был в новомодную милитаризированную форму бюро, прилежно записал, куда направляется посетитель, а затем достал поэтажный план здания и красными чернилами нанес на него извилистый маршрут.
Мэллори, еще не совсем опомнившийся после утренней встречи с номинационным комитетом Географического общества, не стал особо рассыпаться в благодарностях. Каким-то там образом – кто его знает, за какую из закулисных ниточек дернули на этот раз, но смысл дела был достаточно ясен: Фоук просочился в номинационный комитет Географического. Фоук, чья акватическая теория бронтозавруса была отвергнута Музеем Гексли, воспринял древоядную гипотезу Мэллори как личное оскорбление; в результате то, что было обычно приятной формальностью, превратилось в очередное публичное судилище над радикальным катастрофизмом. В конечном итоге Мэллори получил необходимое количество голосов – Олифант слишком уж хорошо подготовил почву, чтобы наспех организованная Фоуком засада могла иметь серьезный успех, – и тем не менее от всего случившегося остался неприятный осадок. Его репутации был нанесен урон. Доктора Эдварда Мэллори – «левиафанного Мэллори», как предпочитали называть его грошовые газеты – выставили каким-то фанатиком, если не занудой. И это – в присутствии таких великих географов, как исследователь Конго Эллиот и Бертон, сумевший проникнуть в таинственную Мекку.
Стараясь не сбиться с предначертанного (красными чернилами) пути, Мэллори пробирался хитросплетением коридоров бюро – и недовольно бурчал себе под нос. В академических войнах он никогда не был любимчиком Фортуны – не то что Томас Гексли. Бесчисленные схватки с сильными мира сего создали Томасу репутацию кудесника дебатов, в то время как он, Мэллори, дошел до того, что тащится сейчас по этому освещенному газом мавзолею, чтобы опознать какого-то ипподромного сутенера.
За первым же поворотом Мэллори обнаружил мраморный барельеф, изображавший нашествие жаб, которое он всегда числил среди любимых своих библейских сюжетов, – и тут же чуть не угодил под стальную тележку, до краев нагруженную колодами перфокарт.
– Поберегись! – крикнул возчик в грубошерстной куртке с медными пуговицами и в кепке с длинным козырьком.
К немалому своему изумлению, Мэллори увидел, что и сам возчик не бежит, а едет. На его ногах были крепкие ботинки со шнуровкой, снабженные маленькими резиновыми колесиками. Он промчался
Один из поперечных коридоров был перекрыт полосатыми козлами; там, в тусклом свете газовых рожков, ползали на четвереньках два человека, судя по всему – психи. Мэллори присмотрелся. Да нет, вроде не психи. Просто пухловатые, среднего возраста женщины в безупречно белых балахонах, с волосами, забранными в тугие, эластичные тюрбаны. Издалека их одежда жутковатым образом напоминала саваны. Одна из живых покойниц поднялась на ноги, раздвинула телескопическую ручку швабры и начала аккуратно обметать потолок.
Понятно, уборщицы.
Справляясь по карте, Мэллори нашел лифт; одетый в форменную куртку служитель доставил его на один из верхних этажей. Воздух здесь был сухой и неподвижный, а людей в коридорах больше. На фоне все тех же странноватых полицейских резко выделялись солидные джентльмены, скорее всего – адвокаты, или нотариусы, или парламентские агенты крупных капиталистов, люди, для которых информация о состоянии и настроениях общества была хлебом насущным. Политики, то есть коммерсанты, чей товар не ощутимее воздуха. Да, конечно же, где-то там, в другой жизни, у них есть и жены, и дети, и каменные особняки, но сейчас эти люди напоминали то ли жрецов какой-то странной религии, то ли призраков.
Заметив очередного рассыльного на колесиках, Мэллори отскочил в сторону, схватился за чугунную колонну – и обжег руку. За причудливым орнаментом из цветов лотоса – самый обыкновенный дымоход. И даже не самый обыкновенный, а скверно отрегулированный – если судить по глухому рокоту, доносящемуся сквозь толстые литые стенки.
Свернув после тщательного изучения карты направо, Мэллори оказался в коридоре, чьи стены чуть не полностью состояли из дверей. Между кабинетами беспрестанно шныряли клерки в белых халатах; они с привычной ловкостью уворачивались от юных колесников, толкавших перед собой все те же тележки с перфокартами. Здесь газовые светильники горели ярче, пламя в них дрожало и стелилось от постоянного сквозняка. Мэллори оглянулся через плечо. В конце коридора помещался гигантский вентилятор, забранный стальной сеткой. Негромко поскрипывала приводная цепь, уходившая куда-то вниз, к скрытому в недрах пирамиды двигателю.
Мэллори начал испытывать некоторое головокружение. Зря он сюда пришел, совершенно зря. Разобраться в странном происшествии на скачках необходимо, но можно же придумать для этого что-нибудь получше, а не устраивать охоту на бумажную тень ипподромного сутенеришки с дружком Олифанта в качестве егеря. Его подавляло здесь все: и стерильный, безжизненный, мылом пропахший воздух, и сверкающий пол, и безукоризненно чистые стены. Здание, где нет ни крупицы мусора, – это нечто фантастическое, ирреальное. Эти кабинеты напомнили ему другую прогулку по лабиринтам…
Лорд Дарвин.
Мэллори и великий естествоиспытатель бродили по зеленым, сплошь изрезанным заборами и живыми изгородями лугам Кента, Дарвин тыкал во влажную черную почву тростью и говорил – со всегдашней своей методичностью, с ошеломляющим количеством подробностей – о земляных червях. О земляных червях, которые невидимо и вечно трудятся под ногами человечества, в результате чего огромные валуны медленно погружаются в суглинок. Дарвин замерял подобный процесс в Стоунхендже, пытаясь определить возраст этого загадочного сооружения.
Мэллори подергал себя за бороду, и думать позабыв о карте. У него в глазах копошились черви, копошились все лихорадочнее и лихорадочнее, пока земля не начала вскипать, не пошла пузырями, как ведьмовское варево. За какие-то годы, а может, и за месяцы все памятники более медлительных эпох утонут, как останки кораблекрушений, лягут на дно подстилающих скальных пород…
– Сэр, вам помочь?
Мэллори вздрогнул и очнулся. Видение растаяло, божественное откровение не состоялось, обернулось чем-то жалким и неприятным вроде незавершенного чиха. Несвоевременный помощник, пожилой клерк в белом халате и круглых очках, смотрел с почти нескрываемым подозрением.