Машина различий

Стерлинг Брюс

Мэллори пригубил виски. Скотч, причем – молт. Принятый ранее бренди слегка туманил голову, а тут еще эта механическая кукла… Он чувствовал себя нечаянным участником какой-то рождественской пантомимы.

– Она ходит? – спросил он. – Играет на флейте? Или еще что-нибудь?

– Нет, только разливает, – качнул головой Олифант. – Но зато обеими руками.

Мэллори чувствовал на себе взгляды японцев. Было совершенно ясно, что для них в этой кукле нет ничего чудесного. Они хотели знать, что думает о ней он, британец, хотели знать, восхищен ли он.

– Весьма впечатляет, –

осторожно начал Мэллори. – Особенно если учесть отсталость Азии.

– Япония – это Британия Азии, – заметил Олифант.

– Мы знаем, что в ней нет ничего особенного. – Глаза мистера Юкиси сверкнули.

– Нет, она ведь действительно чудо, – настаивал Мэллори. – Вы могли бы показывать ее за деньги.

– Мы знаем, что в сравнении с огромными британскими машинами она примитивна. Как верно говорит мистер Олифант, мы – ваши младшие братья в этом мире.

– Но мы будем учиться, – вмешался другой японец. Этого вроде бы звали Аринори. – Мы в долгу перед Британией! Британские стальные корабли открыли наши порты для свободного мореплавания. Мы пробудились, и мы восприняли великий урок, который вы нам преподали. Мы уничтожили сёгуна и его отсталое бакуфу. [12] Теперь микадо поведет нас по дороге прогресса.

– Мы с вами будем союзниками, – гордо провозгласил мистер Юкиси. – Азиатская Британия принесет цивилизацию и просвещение всем народам Азии.

12

Bakufu – сёгунат (яп.).

– Весьма похвальные намерения, – кивнул Мэллори. – Однако создание цивилизации, строительство империи – дело долгое и каверзное. Это труд не на годы, а на века…

– Мы всему научимся от вас. – Лицо мистера Аринори раскраснелось, жара и виски заметно его разгорячили. – Подобно вам, мы построим великие школы и огромный флот. У нас есть уже одна вычислительная машина, в Тосу! Мы купим их еще. Мы будем строить собственные машины!

Мэллори хмыкнул. Странные маленькие иностранцы светились юностью, интеллектуальным идеализмом и особенно – искренностью. Жалко ребят.

– Прекрасно! Ваши высокие стремления, молодой сэр, делают вам честь! Только ведь это совсем не просто. Британия вложила в свои машины огромный труд, наши ученые работают над ними уже не одно десятилетие, и чтобы вы за несколько лет достигли нашего уровня…

– Мы пойдем на любые жертвы, – невозмутимо ответил мистер Юкиси.

– Есть и другие пути возвысить вашу страну, – продолжал Мэллори. – Вы же предлагаете невозможное!

– Мы пойдем на любые жертвы.

«Что-то я тут не то наговорил», – с тоскою подумал Мэллори и взглянул на Олифанта, но тот сидел с застывшей улыбкой, наблюдая, как заводная девушка наполняет фарфоровые чашки. В комнате ощущался явственный холодок.

Тишина прерывалась лишь пощелкиванием

автомата. Мэллори встал; его голова раскалывалась от боли.

– Я очень благодарен вам за помощь, мистер Олифант. Вам и вашим друзьям. Но я не могу больше задерживаться. Я бы и рад, но груз неотложных дел…

– Вы вполне в этом уверены? – сердечно спросил Олифант.

– Да.

– Блай! – крикнул Олифант. – Пошлите поваренка за кебом для доктора Мэллори!

* * *

Ночь Мэллори провел в каком-то тусклом оцепенении. Он никак не мог убедить кашлюна в преимуществе катастрофизма перед униформизмом и был бесконечно рад, когда настойчивый стук вырвал его из этого сумбурного сна.

– Минутку!

Скинув ноги с кровати, Мэллори зевнул и осторожно ощупал затылок. Рана немного кровоточила, оставив розоватый потек на наволочке, но опухоль спала, и воспаления вроде бы не было. Скорее всего, это следовало отнести на счет терапевтического воздействия бренди.

Натянув на потное тело ночную рубашку, Мэллори завернулся в халат и открыл дверь. В коридоре стояли комендант Дворца, ирландец по фамилии Келли, и две угрюмые уборщицы. Уборщицы были вооружены швабрами, ведрами, черными резиновыми воронками и тележкой, заставленной большими бутылями.

– Который час, Келли?

– Девять часов, сэр.

Келли вошел, негромко посасывая желтые зубы; женщины со своей тачкой вкатились следом. Яркие бумажные наклейки гласили, что в каждой керамической бутыли содержится «патентованный окисляющий деодорайзер Конди. Один галлон».

– А это еще что такое?

– Манганат натрия, сэр, для очистки канализации Дворца. Мы планируем промыть каждый клозет. Прочистить трубы вплоть до главного коллектора.

Мэллори поправил халат. Было как-то неловко стоять перед уборщицами босиком и с голыми щиколотками.

– Келли, ни черта это вам не даст, промой вы свои трубы хоть до самого ада. Это же Лондон в разгар кошмарно жаркого лета. Сейчас Темза и та воняет.

– Но надо же что-то делать, сэр, – возразил Келли. – Гости жалуются самым решительным образом. И я их за это не виню.

В унитаз была залита целая посудина ярко-красной отравы. Резкий аммиачный запах деодорайзера мгновенно затушил прежнюю, почти уже незаметную вонь, стоявшую в комнате Мэллори. Чихая и кашляя, женщины поскребли фаянс, после чего Келли с видом художника, наносящего последний мазок на картину, дернул ручку сливного бачка.

Наконец вся троица удалилась, и Мэллори стал одеваться. Он проверил блокнот. Вечер предстоял весьма насыщенный, но на утро намечалась всего одна встреча. Мэллори успел уже узнать, что Дизраэли – личность крайне безалаберная, так что лучше отводить на него целую половину дня. Если повезет, можно успеть отнести сюртук во французскую чистку или сходить к парикмахеру, привести в порядок волосы на затылке, а то ведь сплошные кровавые колтуны, ужас.

Когда он добрался до столовой, там болтали за чаем двое запоздалых посетителей – хранитель фондов Белшо и мелкий музейный служащий по фамилии, кажется, Сиднем.