Масонская касса
Шрифт:
Вынимая из пистолета обойму, он укоризненно покачал головой: похоже, выпитая водка все-таки давала о себе знать.
Он разрядил обойму, выбросил из ствола семнадцатый патрон, вставил обойму на место и вернул «беретту» в наплечную кобуру Якушева. Умнее всего было бы выкинуть патроны в унитаз, благо конструкция унитазов в железнодорожных вагонах такова, что они никогда не засоряются. Пусть бы лежали между рельсами, никому не мешая, вместе с другим дерьмом… Но Якушев просто спал, а не находился под воздействием наркотиков; к тому же это был хоть и плохонький, но все-таки профессионал, а Глеб этим вечером уже достаточно испытывал судьбу, чтобы и дальше полагаться на везение. А что, если майор проснется? Эти двери в купе просто невозможно открыть без шума…
Поэтому он просто высыпал горсть патронов в узкую темную щель между
Чтобы этого не случилось до наступления утра, Глеб затолкал туда же, в щель, скомканное полотенце. Все эти манипуляции выглядели (да, пожалуй, и были на самом деле) не слишком умными шутками на уровне средних классов общеобразовательной школы. Но у Глеба сложилось совершенно отчетливое впечатление, что это именно тот юмор, который в состоянии воспринять его попутчик. Если же он ошибался и Якушев был способен на большее, дела это не меняло: нарисованная на лбу зубной пастой мишень могла взбесить даже камень, и при этом любой нормальный человек немедленно причислил бы автора данного художества к разряду клинических дебилов.
Прекратив наконец заниматься глупостями, он убрал пасту обратно в сумку, улегся на полку, заложил руки за голову и, закрыв глаза, стал на сон грядущий восстанавливать в памяти цепочку событий, которые привели его в это купе.
Глава 7
Темно-зеленая пузатая стрекоза с тонким хвостом и белой полосой вдоль всего борта неторопливо ползла над верхушками сосен, неуклонно приближаясь к месту, где на прошлой неделе вальщики леса обнаружили брошенный «хаммер». Лес внизу был вековой, заповедный. Толстые, в два-три обхвата, сосны стояли на приличном расстоянии, не мешая друг другу расти и впитывать солнечный свет. Губарев бывал в этом лесу и помнил, что там очень красиво. Идти по нему было все равно что плутать по гигантскому храму со множеством титанических бронзовых колонн и пронзительно-голубым куполом; именно там, в этом лесу, а вовсе не в церкви, которую напоказ посещал каждое воскресенье, Константин Захарович чувствовал, что еще вполне может искренне уверовать в Бога.
Сверху лес. выглядел как заросли чахлой цветной капусты, высаженной на девственно чистый лист бумаги. Иногда внизу мелькала черная стрела дороги, по которой неторопливыми букашками ползли разноцветные машины; они пролетели над узкоколейкой, что вела от гарнизонного микрорайона Дубки через «Десятую площадку» в поселок со странным названием Куяр. По узкоколейке медленно, как гусеница по ветке, тащился мотовоз, волоча за собой короткий хвост из четырех дачных вагонов. Пилот заложил широкую плавную дугу, чтобы не пролетать над «Десяткой», где находился штаб дивизии РВСН, — это было строжайше запрещено, и, хотя зениток ракетчики не имели, связываться с ревностными хранителями военной тайны не хотелось никому, даже Губареву. Охота им играть в секретность — пускай играют. Хотя, надобно заметить, в наше время с орбиты научились делать такие фотографии, что все эти закрытые для полетов зоны окончательно потеряли всякий смысл…
Внизу промелькнула река. Лед еще стоял, хотя, если верить сводкам, стал уже рыхлым и опасным. Из-за него река больше смахивала на извилистую, заметенную снегом дорогу. Река называлась Кокшага; Губареву доводилось слышать, что это название переводится с местного диалекта как «два шага», но он не был уверен, что это действительно так. Конечно, родился он здесь, в деревне, но выучить местное наречие так и не удосужился. Да и кому оно нужно, это местное наречие? Малая народность — она и есть малая; хотите, чтоб вас понимали, — учите русский. Все равно в этой дыре работы для вас, считай, нету…
Смотреть вниз Губареву скоро наскучило, а внутри вертолета смотреть было вообще не на что, кроме просящегося на свалку медицинского оборудования, облупленного, истрепанного, ветхого — одним словом, нищенского да многочисленных циферблатов со стрелками, в показаниях которых Константин Захарович ничего не понимал. Некоторые стрелки прыгали туда-сюда, как сумасшедшие, другие плавно ползли по шкалам, а некоторые так и вовсе стояли на месте, вызывая неприятное подозрение, что половина
Нынешнее его положение было так себе, да и ближайшее будущее не очень-то вдохновляло. Ну победит он на выборах, ну станет президентом этой так называемой республики… И что с того? Республика… Вот ведь, понимаешь ты, повезло с географическим положением! Нефть, газ, железная руда, золотишко, уголь, алмазы и даже пушнина — а этим пожалуйте дальше на восток, в Сибирь. Цивилизация — она на западе. Землю пахать, хлеб растить — это от нас к югу. Красная рыба, тюлени всякие и прочая экзотика, как положено, на севере. А посередке что? А посередке мы — сердце России, глубинка, леса да комариные болота, пьянь горькая, голь перекатная… Вот и президентствуй тут! Будешь стоять с протянутой рукой, у Москвы подачки выпрашивать, вот тебе и все президентство.
Да, Москва… Подгребла под себя всю власть, все деньги, уселась на эту кучу добра своим чугунным задом и жирует, пока народ кругом до последней черты доходит. Размеры стабилизационного фонда у них, видите ли, постоянно увеличиваются! Ну и где он, этот ваш фонд? Кому от его размеров жарко или холодно?
Словом, по-настоящему развернуться можно только там, в Москве. И между прочим, грядущее здешнее президентство Губарев воспринимал именно как ступеньку на пути к настоящей политической карьере. Сенчуков так ему и говорил: дескать, для Москвы ты еще сыроват. Посидишь тут президентом, пообтешешься, опыта наберешься, заведешь знакомства, проявишь себя, а заодно поймешь, как вся эта механика работает. Времена сейчас наступают интересные, говорил Сенатор. Большой Папа — ВВП — последний срок сидит. Кто вместо него придет — неизвестно. Тут надобно угадать, кому плечо подставить в расчете на будущую благодарность, а кому в едало сапогом заехать. Сумеешь на этом посту правильно прокрутиться — будешь в шоколаде, облажаешься — грош тебе цена, катись обратно в свою деревню уродов плодить.
Конечно, Сенатор обещал Губе свою помощь и поддержку, но не просто так, а в обмен на верность, преданность, а еще — детальное обследование квадрата Б-7. Дался ему этот квадрат! Прямо помешался на нем, как Журавлев на своих пришельцах…
Впрочем, Сенатор никогда и ничего не делает просто так, без выгоды для себя. И если он так активно интересуется этим пресловутым квадратом, значит, что-то ему об этом квадрате известно. Значит, есть там, в лесу, что-то заслуживающее интереса. И, судя по настойчивости Сенатора, это «что-то» представляет немалую ценность. Пожалуй, даже огромную. А раз так, в случае обнаружения этого «чего-то» с Сенатором можно будет поторговаться. Потому что «помощь», «поддержка» — это просто слова, которые могут что-то значить, а могут не значить почти ничего.
Минуты две Губарев не без удовольствия думал о том, как станет торговаться с Сенатором, а потом бросил это бесцельное занятие. Чтобы торговаться, надо иметь на руках товар или хотя бы знать, где он лежит. Впрочем, это одно и то же. Да и о чем тут думать, если даже не знаешь, что это за товар такой, существует он в действительности или все это только домыслы. Мало ли…
Конечно, слухи по городу ходили. Недаром ведь повышенный интерес к квадрату Б-7 проявляли и Зяма (тоже еще та сволочь, рано или поздно с ним придется разбираться), и покойный Костыль — этот сунулся в лес собственной персоной, избавив тем самым Константина Захаровича от массы хлопот. Говорили об огромном подземном складе стрелкового оружия ценой в сотни миллионов долларов, оставшемся еще с советских времен. Говорили о тайнике с наркотиками, тоже огромном; якобы когда-то на железной дороге задержали чуть ли не целый вагон чистейшего афганского героина, и некий чин из МВД, вместо того чтоб законным порядком уничтожить это дерьмо, припрятал до лучших времен, а потом то ли сел, то ли поймал пулю, то ли окочурился от инфаркта… Говорили о колчаковском золоте, о сокровищах какого-то уральского промышленника и даже о золоте партии. А одна из местных газетенок и вовсе договорилась до того, что в квадрате Б-7 расположен сверхсекретный военный объект, на котором проводятся какие-то исследования, тоже шибко секретные. До того секретные, что всякого, кому не повезло оказаться поблизости, охрана мочит безо всяких разговоров, а потом закапывает в лесу или утилизирует каким-то иным, более современным и эффективным способом.