Масоны
Шрифт:
– Я явлюсь, если вы тоже меня пригласите, - заметил ей Аггей Никитич.
– О, я не смею того! Это слишком большая честь для меня!
– проговорила плутоватым голосом пани Вибель и засмеялась: своей прелестной кокетливостью она окончательно поражала Аггея Никитича.
– Но я желала бы знать, пан Зверев, о чем вы, запершись, говорили с мужем.
Вопрос этот весьма затруднил Аггея Никитича.
– Он меня расспрашивал о госпоже Сверстовой, от которой я доставил ему письмо, - объяснил было он.
– Но что же он вас расспрашивал?
–
– Расспрашивал, где и как она живет, - отвертывался, как умел, Аггей Никитич.
– Нет, не то, - отвергнула пани Вибель.
– А вас все по этому случаю мучает ревность?
– спросил Аггей Никитич.
– Отвяжитесь, пожалуйста, с вашей ревностью! Что вы на меня выдумываете?
– возразила уж с досадой пани Вибель.
– Я только хочу догадаться, почему с вами так любезен муж.
– Я не знаю, - заперся Аггей Никитич.
– О, вы знаете, но не хотите, вижу, сказать мне правду, тогда и я вам во всю жизнь мою не скажу никакой моей тайны!
Аггей Никитич приведен был в отчаяние таким решением пани Вибель.
– Теперь я пока никак не могу сказать правды, - проговорил он.
– Но когда же вам можно будет сказать мне ее?
– Да, может быть, завтра, а если не завтра, так потом, впоследствии времени, - говорил Аггей Никитич.
– И всю правду мне скажете?
– переспросила с ударением пани Вибель.
– Всю, - отвечал ей глухим голосом Аггей Никитич и затем начал молча созерцать пани Вибель, да и она, в свою очередь, тоже молча созерцала его.
Наконец, часу в двенадцатом, Аггей Никитич счел за нужное раскланяться, и пани Вибель больше не удерживала его.
Всю ночь Аггей Никитич придумывал, как ему вывернуться из затруднительного положения, в которое он поставлен был любопытством пани Вибель, и в итоге решился переговорить о том, не прямо, конечно, но издалека с старым аптекарем, придя к которому, на этот раз застал его сидящим в кабинете и, видимо, предвкушавшим приятную для себя беседу. Увидев вошедшего гостя, Вибель немедля же предложил ему сигару, но Аггей Никитич, прежде чем закурить ее, спросил:
– Объясните мне, Herr Вибель, вы вчера изволили сказать, что о масонстве надо быть молчаливым, как рыба; но неужели же семейным своим, например, я жене моей, не должен рассказывать, что желаю быть масоном?
– Отчего ж не рассказывать?.. Не пойдет же она с доносом на вас к правительству, - объяснил ему тот.
– А супруга ваша, извините за нескромный вопрос, знает, что вы масон? допытывался Аггей Никитич.
– Да, я ей говорил и предлагал вступить в наш орден, но она преданная католичка и говорит, что это грех.
Услышав такого рода объяснение, Аггей Никитич вздохнул свободнее, потому что он, по его соображениям, мог касательно масонства быть до некоторой степени откровенен с пани Вибель.
– Но тогда зачем же все-таки в масонстве есть скрытность?
– повторил он еще раз.
Вибель развел при этом
– Я не знаю, что вы разумеете под скрытностью масонов, - сказал он, если то, что они не рассказывают о знаках, посредством коих могут узнавать друг друга, и не разглашают о своих символах в обрядах, то это единственно потому, чтобы не дать возможности людям непосвященным выдавать себя за франкмасонов и без всякого права пользоваться благотворительностью братьев.
– Это весьма благоразумно, - заметил Аггей Никитич.
– Да, весьма, - повторил за ним Вибель, - но скажите, вас знакомил кто-нибудь со средствами к распознаванию собратьев своих и с символами нашими?
– Никто; я пока только еще читал некоторые масонские сочинения, отвечал Аггей Никитич.
– Тогда возьмите эти лежащие на столе белый лист бумаги и карандаш! повелел ему Вибель, и когда Аггей Никитич исполнил это приказание, старик принялся диктовать ему:
– Масоны могут узнавать друг друга трояким способом, из коих каждый действует на особое чувство: на зрение - знак, на слух - слово, на осязание - прикосновение. Знак состоит в следующем: брат, желающий его сделать другому брату, складывает большие пальцы и указательные так, чтобы образовать треугольник.
И Вибель показал на практике, как следует складывать пальцы.
– Ответствующий брат, - продолжал он, - делает то же самое, после чего оба брата соединяют концы своих указательных пальцев.
Здесь Вибель, заставив Аггея Никитича сделать из пальцев треугольник, приблизил к ним свои пальцы, тоже сложенные в треугольник, и тогда образовалась фигура, похожая на два треугольника, прикасающиеся один к другому вершинами.
– Я теперь, - добавил он, - изображаю знак огня, а вы - знак воды; поняли?
– Понял, - отвечал Аггей Никитич, хотя в сущности весьма мало понял.
– В прикосновении, - воскликнул вслед за тем Вибель, - каждый вопрошающий и ответствующий протягивает правую руку так, чтобы большой палец был приподнят вверх, и, взяв потом друг друга за руки, крепко пожимают их для выражения братского соединения, сродства и верности.
Таковое прикосновение Herr Вибель тоже не преминул показать Аггею Никитичу на практике.
– Слово, - толковал он далее, - произносится таким образом, что вопрошающий шепчет ответствующему: А. и Е.
– Но что же это за слова такие?
– невольно полюбопытствовал Аггей Никитич.
Вибель вполне объяснить это несколько затруднился.
– Полагаю, что первая буква обозначает Адонирама, а вторая - Иегову.
Аггей Никитич выразил кивком головы, что это им понято. Он действительно об Иегове и об Адонираме слыхал и читал.
– Ответствующий, - снова приступил Вибель к поучению, - немедленно при этом поднимает ладонь к лицу своему и потихоньку шикает, напоминая тем вопрошающему о молчании; потом оба брата лобызаются, три раза прикладывая щеку к щеке...
– Записали все мои слова?