Мастер дороги
Шрифт:
Воодушевление немного схлынуло, когда Данька и доктор, переодевшись в цивильное, вышли из корпуса. Оказалось, больница находится где-то за городом, окруженная мрачным хвойным лесом; и до ближайшей автобусной остановки…
Повезло: Михаил Яковлевич напросился в одну из карет скорой помощи, которая как раз отправлялась на вызов, и под восторженное «вау!» сирены они помчались в город.
Их высадили всего в квартале от Лариного дома.
Только Лара там уже не жила.
— Дык давно съехали, — разводил руками старичок на лавке у подъезда. — Считай, месяца два как, ага. Всей семейкой.
— А вместо них какой-то крутень вселился, — добавляли
— Я найду, — тихо сказал Данька, когда они с Михаилом Яковлевичем вернулись в больницу, в опостылевшую палату с пачкой рисунков на тумбочке. — Я обязательно ее найду. Должны быть способы… Мало ли почему…
— Не найдете, молодой человек, — устало вздохнул доктор. — Я объясню почему, если пообещаете внимательно выслушать и постараться поверить.
— Во что?
— В ад. И в рай. В общем-то, названия не играют роли, это всего лишь ярлыки, этикетки. Так мы называем дом домом, хотя каждый представляет свойдом, и дом лондонца девятнадцатого века будет отличаться от дома киевлянина века двадцать первого.
— Я не понимаю…
— Постарайтесь, молодой человек. Начните с главного: та авария, в которую вы попали, закончилась для вас плачевно. Летально. Вы умерли.
— Весело, — отозвался Данька. — А больница и вы мне снитесь, да? Или это мой последний, растянувшийся на несколько месяцев миг перед смертью? Я читал когда-то похожий рассказ: там мужика самосвалом сбило, и он тоже вот так…
— Не так, — мягко, но настойчиво покачал головой Михаил Яковлевич. — Вы умерли — окончательно, бесповоротно. И находитесь в мире мертвых… одном из миров.
— В раю? — с горькой насмешкой уточнил Данька. — Или все-таки в аду?
— Я же говорю, таблички. Каждый получает лишь то, на что способен.
— Вы хотели сказать, «чего достоин»?
— Нет, на что способен. Все дело в воображении, — для наглядности доктор постучал себя согнутым пальцем по лбу. — Вспомните: издревле люди верили во всякого рода вальгаллы, аиды и прочие края вечной охоты. А воображение, молодой человек, великая вещь. Каждый по смерти получает то, чего ожидал. Древний викинг? — отправляйся в Вальгаллу, пировать с собратьями по оружию. Истовый христианин? — вот тебе Рай, Ад или Чистилище. Где уже поджидают единоверцы, чьими совместными усилиями и созданы эти локальные мирки.
— И в каждом — Бог, Сатана, какой-нибудь гадостный Гадес, да?
— Да. С полным набором соответствующих возможностей — но только в пределах данного локуса. Точно так же в живой клетке есть ядро, митохондрии, рибосомы и прочие составляющие. Они влияют на внутреннее содержание своей клетки, но на другие, даже ближайшие, — разве что опосредованно.
— Красиво придумано, — согласился Данька. — Но при чем тут я? С чего вы вообще взяли, что я умер и вокруг — загробный мир?
— Две причины. Первая: потому что я — я, молодой человек, — мертв. И знаю это совершенно точно. Вторая: ваша Лариса. Ну-ну, не торопитесь злиться и опровергать, я объясню все по порядку. Откуда знаю, что я умер? Да потому что, пытаясь сбежать отсюда, проделываю это каждые несколько месяцев. И всегда возвращаюсь обратно. — Он потер пальцами глаза, сильно надавливая на веки, как будто хотел по капле выжать оттуда картинки-воспоминания. — Режу себе вены, или лезу в петлю, или еще что-нибудь выдумываю. Вроде даже умираю! Испытываю
Михаил Яковлевич поднялся с койки и стал ходить от окна к двери и обратно, будто тигр в узкой клетке бродячего цирка. В темноте несколько раз натыкался на спинки кроватей и табуреты, но не замечал и продолжал вышагивать.
«Как одержимый», — подумал Данька.
— Каждый получает ту загробную жизнь, которую способен вообразить. А если — не способен?! Или способен почти такую же, которой жил раньше? Если все время человека убеждали, что никакой другой, кроме той, реальной, нет, не было и не будет? Вот! — воскликнул доктор, обводя рукой палату. — Вот наш ад и рай, един в двух лицах! Именно таким я его себе и представлял: тягостное бытие, абсурдное, бессмысленное, как метания землемера из кафкианского «Замка». Погибшие насильственной смертью просыпаются в больнице, заснувшие в своей постели — просыпаются в ней же, чтобы продолжать жить, как ни в чем не бывало. Или, точнее, не-жить.
— А те, кто все-таки умирает? — решил подыграть ему Данька.
— Не знаю, — развел руками Михаил Яковлевич, и видно было, что незнание это мучает его сильнее всего. — Наверное, попадают в другой мир… ад, рай — называйте как хотите. Мне-то ни разу не удалось уйти. Наверное, не хватает воображения. Я перечитал не одну сотню книг о загробной жизни — уже здесь, в местной библиотеке. Но я не верю ни в одну из историй, я не могу представить рая, который бы меня устраивал, точнее — в который я мог бы поверить. Может, потому что книги эти — тоже плод воображения обычных людей? А вы, Даниил, другой. Вы — художник. У вас может получиться. Нарисуйте мне рай!
«Он сумасшедший, — понял Данька. — И как таким позволяют лечить других? Он же псих!»
— Ну ладно, — пообещал он доктору. — Я попытаюсь.
— Не верите, — произнес тот с горечью. — Ну… как же мне доказать?.. Ах, вот, как удачно! — воскликнул он вдруг. Повернулся к окну и сделал знак Даньке подойти: — Сюда, скорее!
«Он что, хочет меня из окна вытолкнуть?»
— Видите тех двух, в пиджаках?
— Д-да… Они тут часто… нет, не эти, но похожие…
— Так локус поддерживает гомеостаз.
— Что?
— Вы замечали за такими людьми какие-нибудь странности? Кроме того, что они очень часто появляются рядом с больницей?
— Вообще-то замечал. — Данька вспомнил, как двое «пиджачников» сцапали бородача в рогатом шлеме. — Загадочные личности.
— Они не личности, — уточнил Михаил Яковлевич. — Они рычаги гомеостазной регуляции данного локуса, — и, перехватив непонимающий Данькин взгляд, пояснил: — Гомеостаз — это динамическое равновесие, в котором пребывают все сложные структуры: организмы ли, механические ли системы. Ошибки случаются всегда, и чем сложнее система — тем чаще. Допустим, правоверный мусульманин оказывается в нашем «атеистическом» аду-раю — а это уже непорядок. И тогда локус выпускает эти вот псевдоподии, точнее, псевдолюдии, которые прикидываются людьми, чтобы не потревожить местных обитателей, — выпускает и вышвыривает мусульманина куда следует. Как организм, отторгающий предмет инородного происхождения. А потом втягивает щупальца обратно, до следующей необходимости.