Мастер дороги
Шрифт:
— Ну, приятного всем аппетита!
— А новость, па?
— Ах, новость! — он хлопнул себя по лбу, подмигнул. — Да, ты прав, мы едва не забыли. Новость у нас, сына, такая: к середине осени у тебя будет сестричка.
— Здорово!.. — медленно и осторожно сказал Сашка. — Правда, здорово. Поздравляю!
— Кажется, мы тебя слегка огорошили. — Отец похлопал его по плечу. — Ну, свыкайся с мыслью. И предлагаю обсудить, как мы твою сестричку назовем.
У Сашки хватило
Еще час Сашка разгребал завалы, уже скорее по инерции. Когда решил идти спать, случайно нашел пропажу. Ножик лежал под упавшими папками, наверное, закатился туда, когда Сашка вытряхивал содержимое очередного ящика.
Сейчас почему-то отчетливо увидел, что ножику уже много лет. Резные накладки из слоновой кости пожелтели, узор местами стерся. Но лезвие выдвигалось все так же ловко и было по-прежнему острым.
Сашка наскоро прибрал в комнате, почистил зубы и, выключив свет, лег в постель. Ждать, пока все уснут.
Было слышно, как ходят по гостиной и тихо переговариваются родители. Потом свет погас, клацнула дверь спальни. Он лежал и сперва считал до ста, потом — мысленно читал дедовы стихи. На пятом решил, что времени прошло достаточно.
В гостиной было тихо и темно, как и во всем доме; только свет от фонаря падал косой неровной линией да светились янтарными огоньками кнопки телевизора с видиком.
Сашка подошел, крадучись. Босые ноги неслышно скользили по ковру.
Шарики висели все там же, под иконой Искупителя. Он встал перед ними, протянул руку с ножом…
Ты ведь не против, деда? Знаю, ты хотел бы, чтоб все… по-другому, но… Честно, я бы и сам хотел. Только времени не осталось. Папа готов отдать тебя в душницу, мама согласна… пока согласна. Вот только она уже может тебя слышать, я не знаю почему, но догадываюсь: ей помогает сестричка.
Если мама поймет, что это ты поешь…
Деда, я видел маму Курдина. Я не хочу, чтобы — так.
Помнишь, ты писал в «Горном эхе»: «Мертвые к мертвым, живые — живым»? Ну вот… вот.
Не спрашивай, почему я это делаю, ради кого. Сам не знаю: для мамы, для тебя, для себя, для сестрички… Просто делаю, потому что так надо, так правильно.
По-другому нельзя.
Твой приемный сын — выходит, мой приемный дядя?!. — не мог. Он понимал лучше, чем я, но у него долг, обязанности.
Я все сделаю как надо. Постараюсь, честно. Я — скоро…
Ты, главное, потерпи, не пой. Видишь, вот он. Тот самый, которым ты тогда резал торт после премьеры спектакля. Я читал в дневниках
На сцене, при всех… Наверное, сильно он тогда твою поэму перекурочил, да? Я бы тоже, наверное, так же бы поступил, правда.
Глупо как: когда-то я думал, ты на меня обиделся и поэтому молчишь, я думал, это как-то связано: то, что с тобой случилось, и то, что я понес его в школу.
Мне будет жалко, правда. Но… По-другому не получится, деда.
Я бы хотел поговорить с тобой, хотя бы разок. Спросить, шепнул ли ты тогда что-то Рукопяту. Рассказать… да про кучу разных вещей, все не перечислить. Главное: сказать тебе, что я тебя…
Вспыхнул яркий свет.
— Сашка! Ты что это?!. Ты!.. Ах ты Господи, отойди оттуда! Сейчас же! И убери нож!
— Мам, я…
— Отойди, я сказала!
На пороге спальни появился взъерошенный отец:
— Что тут?.. Сашка, сдурел, что ли?! А ты чего шумишь?..
— У него нож!
— Закрытый, посмотри сама.
— Да, мам, вот. — Сашка догадался, в чем именно на короткий, страшный миг заподозрила его мать. — Ма, ты правда подумала, что я могу?!. — Он едва не плакал от обиды и несправедливости.
— А зачем ты вообще сюда пришел?
Сашка вздохнул, успокаиваясь.
— Да глупо получилось… — Он пожал плечами, придумывая на ходу. — Вот… помнишь, я читал деду, чтобы… чтобы разговорить.
— И что? — раздраженно спросил отец.
— И ничего не получилось. Я решил, может, если показать ему какую-нибудь старую вещь — ту, которая была с ним много лет, которая связана с чем-то запоминающимся… А ножик ведь у него с полуострова еще; а потом дед им на премьере кусок вырезал. Ну, тот, которым в лицо деду Курдина заехал. Я, ма, — добавил Сашка, — поэтому вечером в комнате и убирал: искал ножик.
— До утра потерпеть не мог? — Отец устало провел ладонью по лицу, вздохнул. — Так, все, отбой. Ты в порядке?
Мама кивнула.
— Ну и хорошо. Давайте спать. Некоторым, конечно, в школу не надо — вот и дуреют, а некоторым, между прочим, подрываться до зари. И погасите уже этот чертов свет!..
Весна наконец-то ворвалась в город — не зная пощады, не признавая границ. В парке воздух звенел от птичьего чириканья. Все лавочки были заняты мамашами да пришвартованными рядом колясками.
— Лепота! — подпрыгнув, Лебедь сорвал листок каштана и теперь шел, помахивая им, словно опахалом. — Скажи, Турухтун, тебе все это не приснилось?