Мастер и Жаворонок
Шрифт:
Я не знаю, сколько проходит времени. Не знаю, когда именно я прижимаюсь к Лаклану, чувствуя тепло его тела сквозь одежду, и сколько времени проходит, прежде чем он отпускает мою руку и обнимает за плечи. Но проходит много времени, прежде чем я говорю:
— Нам пора домой.
— Я отвезу тебя.
У меня перехватывает дыхание.
— Ты уйдешь куда-то?
— Да, — это слово звучит непоколебимо, но мне кажется, я чувствую, как рука Лаклана напрягается, обхватывая мою руку. — Мне нужно к Лиандеру.
— Жаль.
— Мне тоже.
Я
— Пойдем, — говорю я и веду его обратно.
Через двадцать минут он меня высаживает возле дома. Ждет у обочины, пока я включу свет в нашей квартире и помашу ему из окна. Еще через двадцать минут я получаю сообщение с фотографией, на которой видна наклейка с золотой звездой на груди Лаклана. Я улыбаюсь, когда приходит второе сообщение.
|Ты наклеила мне первую золотую звезду! Кажется, у меня что-то получается.
Моя улыбка становится шире, когда я беру гитару и открываю блокнот на новой странице. Усаживаясь в круглое кресло у окна, набираю свой ответ.
|Возможно, Бэтмен. Поживем и увидим.
Беру несколько аккордов.
И вскоре начинаю писать новую песню.
18_СОФИТЫ
ЛАКЛАН
— Я сделал это для тебя, — я передаю Ларк черную матовую коробочку с логотипом «Кейн Ателье» обвязанную по краям золотой лентой.
Она сидит, скрестив ноги, рядом с Бентли на диване в нашей квартире, освещенная лучами заходящего солнца. Улыбается мне, пока трясет коробкой. Мое волнение нарастает с каждым ударом сердца. Ей понравится. Стук. Ей не понравится. Стук. Это слишком. Стук. Этого недостаточно. Стук.
— На самом деле, ничего особенного. Просто желаю удачи на концерте, — я пытаюсь сдержать жар, который разливается по моим венам. Мой голос звучит резко, когда я говорю: — Ничего страшного, если тебе не понравится.
Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего такого, но Ларк видит меня насквозь. Я вижу, как расплывается ее улыбка, когда она медленно тянет за один конец ленты, чтобы развязать бант.
— А что, если и так?
— Что, если… что?
Ларк хихикает. Лента развязывается и падает ей на колени, но она не открывает крышку, а просто смотрит на меня светящимися глазами.
— А что, если мне не понравится?
Господи Иисусе. А что, если и так? Если она достанет это из коробки и возненавидит? Черт возьми, я тогда найду какую-нибудь нору, и заползу в нее, чтобы умереть.
— Ну тогда, я могу просто…
— А если не понравится? А если очень
Ларк ставит коробку на пол и поднимает кожаную портупею. Я молчу, наблюдая, как ее взгляд скользит по деталям из черной кожи и маленьким золотым пряжкам. У меня пересыхает во рту, когда она прижимает ее к груди и смотрит вниз, оценивая размер. По выражению ее лица невозможно ничего прочесть, пока она рассматривает мелкие детали на бретельках, которые перекрещиваются на груди и обрамляют бюст. По всей поверхности вырезан ряд равномерно расположенных звездочек. В отверстиях виден лишь слабый отблеск, каждая линия звезды аккуратно прокрашена золотым цветом.
Ее губы приоткрываются, когда она проводит пальцем по одной из полосок черной кожи, которые будут у нее под грудью. Если она наденет это. Если она не сочтет, что это слишком. Может быть, еще слишком рано для такого.
— О чем ты думал, когда мастерил это? — спрашивает она, указывая на звезды.
Ларк по-прежнему не поднимает взгляд, и ее вопрос повисает в воздухе.
Я делаю шаг вперед, обходя кофейный столик. Обхожу еще раз. Затем ещё. Потом вынимаю руку из кармана и указываю на звездочку возле ее большого пальца.
— Когда делал эту, думал о том моменте, когда ты сказала, чтобы я не уговаривал тебя простить меня.
Ларк издает тихий вздох сомнения. Я почти слышу, как она закатывает глаза.
— Лжец.
— Нет, правда. Я вспомнил это и рассмеялся. Вот почему край этой звезды не такой, как у других.
Ларк переводит взгляд на меня, прежде чем вернуться к ремешку в руке. Она подносит его ближе к лицу и поворачивает к свету, чтобы рассмотреть детали. Когда снова смотрит на меня с подозрением и сомнением, я показываю на другую звезду.
— Делая эту, думал о том, как ты пела «Я не могу дать тебе ничего, кроме любви». Твой голос, он… — я качаю головой. — Мне пришлось прерваться. Моя мама любила эту песню. Я уже и забыл времена, когда она пела в нашем доме в Слайго. Я так давно о ней не вспоминал.
Ларк затихает. Она проводит большим пальцем по звезде, к которой я только что прикоснулся, как будто может прочитать через нее мои мысли.
Я прочищаю горло и указываю на другую.
— Тогда вспомнил твое лицо на свадьбе Слоан и Роуэна. Не понимал, почему ты выглядела такой другой, когда пригласила меня на танец.
— Другой?..
— Холодной, но сильной. Не то чтобы я был с тобой хорошо знаком, но заметил, что в тот вечер ты была резка. Тогда это показалось бессмысленным. Теперь я знаю почему.
Я мог бы оставить все как есть. Может быть, уйти, позволить ей осмыслить мои слова так, как она хочет, без всякой помощи с моей стороны. А Ларк смотрит на меня так, словно ожидает, что именно это я и сделаю.
Или, может быть, я вижу в ее глазах слабую надежду на то, что я останусь. И это меня пугает.