Матабар IV
Шрифт:
А они ведь, наверное, пытались достучаться до остальных. Затем до правительства. А потом и до газет. Но их никто не слушал. Отмахивался. Принимал за сумасшедших, потерявших рассудок из-за горя.
Какого это жить, зная, что твой родной, любимый человек, погиб по вине того, кто до сих пор ходит по земле и дышит воздухом, а не лежит в деревянном ящике под несколькими метрами кладбищенской земли.
Ардану хорошо знакомо это чувство.
Слишком хорошо.
Все равно, что носить на спине камень. Постоянно давящий на плечи теми путами, которыми оказался опутан и сброшен в бездонную
И, в какой-то момент, когда силы тащить эту ношу ослабнут, несчастный сорвется в пропасть и либо сгинет там, либо зацепиться за стену. За стену из мести…
Ардан понимал это, потому что и сам бы сорвался. Если бы не Атта’нха, Эргар, Скасти, Гута, Шали, Кайшас и даже Ленос. Они сперва помогали нести ему эту ношу, а затем, когда пришло время, обрезали путы, позволил камню исчезнуть во мгле прошлого.
Ардан не забыл. И не простил.
Но то, что произошло тогда в Эвергейле, произошло, потому что его отец сам выбрал такой путь. Выбрал и проиграл.
Таков сон Спящих Духов.
И, однажды, если судьба вновь сведет его тропу с тропой главы Шанти’Ра, то они сразятся во второй раз. И тогда Ардан утолит голод свой ноющей раны.
Но он не станет искать мести. Не станет сжигать себя в этом огне. Его научили другому. Научили как жить. И как умирать. Самостоятельно. А не потому, что кто-то, где-то, в прошлом столкнул камень с горы.
Ардан понимал Пауков, но не более того. Осуждал ли он их? Нет. Ни в коем случае. Понял бы он тех, кто, узнав все детали, встал бы на сторону заговорщиков, оправдывая самосуд? Понял бы. Потому что и сам был близок к этому.
Понял бы он тех, кто назвал бы бездействие слабостью и трусостью? Разумеется, ведь и сам, порой, корил себя за то, что так и не отправился по следу главы Шанти’Ра.
Но, с другой стороны, Ардан понял бы и тех, кто сказал бы, что то, что делают Пауки — и есть слабость. Что они стали теми, с кем боролись сами. Мэн считал, что имеет право вершить судьбы и его заблуждение привело к трагедии.
Точно так же, как к трагедии могло и, скорее всего, приведет самоуправство Пауков.
Так где же правильный ответ? Где правильный ответ в этой многомерной загадке? Как понять, куда Ардан смотрел? Видел ли он перед собой простых людей, объединенных благородной целью или же перед ним находились озлобленные, потерявшие себя в горниле мести, бомбисты?
Наверное, будь Ардан, как в примере с Лей-векторами в печатях, маленьким муравьем, он бы понял, на какой именно грани находится, но… он не знал. Он не знал, какой ответ правильный.
Правы ли Пауки или нет? Благородны ли их побуждения, и могут ли те оправдать ужасные деяния или же все это лишь отчаянное сражение того, кто уже ничего не ждет от жизни и потому готов разрушить все вокруг, лишь бы остальные тоже ощутили его боль, поняли этот отчаянный, вездесущий вой разорванной в клочья души?
Ард не знал.
Ничего не знал…
Он знал, как найти себе пропитание в горах и лесах. Знал, как выжить в степи и найти по звездам путь в любую точку континента. Знал, как призвать осколки Имен, как заглянуть за изнанку мира. Знал, как построить печати, как сосчитать рунические связи. Знал
В памяти прозвучали слова из далекого прошлого.
' Я прочитал почти все твои книги и большую часть свитков, — возразил он ворчливо. — я знаю как зажечь лунный свет посреди пути Духа Дня; знаю, как услышать часть имени бури и позвать ледяную молнию; знаю как сделать из тьмы накидку, отводящую глаза; знаю как прошептать слова, которые откроют закрытые проходы; знаю как смешать сотни трав, корешков и плодов; знаю как из искр сложить звездную карту; знаю, как…
— Не все знания, маленький Говорящий, — перебила Атта’нха. — можно почерпнуть из книг и свитков. И самые важные знания, которые ты найдешь, как раз придут к тебе не через книги.'
С тех пор прошло шесть с половиной лет, но… ничего так и не изменилось. Ардан все еще ничего не знал. Только теперь, пожалуй, лучше понимал, что именно имела ввиду Атта’нха.
— Мы не судьи, Ард, — внезапно прошептал Милар.
— Ты…
— Я знаю, о чем ты думаешь, напарник, потому что и сам думаю о том же, — Милар застегнул кобуру убрал ладонь с эфеса сабли, которую и сам того не заметив, переместил себе на колени. — Но мы не судьи, чтобы решать кто прав, а кто виноват. Мы расследуем дела. Мы ловим преступников. Самых отъявленных и опасных.
— Они лишь инструмент… да и то — стали такими не по своей воле.
— Но стали, — Милар был непреклонен. — И теперь причиняют боль. Такую же, как причинили им. Если я что и понял за годы службы, напарник, так это, что все вокруг себя ломают те, кто и сам сломан. И не наша задача их чинить. Наша задача их остановить.
— А Мэн и…
— И все остальные, если наша гипотеза верна, а её еще надо проверить, понесут заслуженное наказание. А затем, когда мы посадим тех, кто должен сидеть и повесим тех, кто должен висеть, то займемся теми, кто прячется в тени и дергает за ниточки. Найдем и их тоже. Каждого из них, напарник. И предадим правосудию. Потому что никто, Ард, никто, кроме Светлоликого, не имеет права вершить чужие судьбы. Мы — в том числе. Ни у тебя, ни у меня, ни, даже, у Императора, нет права вставать на чью-то сторону, кроме стороны закона.
Ардан несколько раз вдохнул и выдохнул.
— А Иригов? И то, что тебе показал демон…
— Никто не совершенен, напарник, — пожал плечами Милар. — И я бы без всякого суда и следствия живьем снял кожу с такого ублюдка, как Иригов. И не испытывал бы по данному поводу ни малейшего сожаления или угрызения совести. Более того — я бы даже спал лучше, зная, что избавил мир от такого паскудного бремени.
— Это лицемерие и…
— И на следующий день, — перебил Милар. — Пришел бы в Черный Дом и сдался бы. А там уже как решат судьи.
— А кто говорит судьям, как решать?
Капитан пожал плечами.
— Понятия не имею, господин напарник. Я ведь не судья. Я капитан второй канцелярии, дознаватель первого ранга. Мое дело ловить преступников. И Пауки — преступники. Или ты это отрицаешь?
— Глупо отрицать очевидное, — возразил Ард. — Они столько натворили, что…
— Тогда в чем твоя проблема?
— Я просто не знаю… не знаю, что чувствовать. Они зло? Они вынужденное зло? Они обманутое добро? Они вообще кто?