Матабар IV
Шрифт:
Вот только вспоминая, чем все закончилось в злополучном поезде, Дартон лучше оправдается почему цель задания скоропостижно скончалась, нежели опять рискнет.
За годы работы сперва в качестве офицера по обеспечению магического правопорядка в Радане, а затем, после далеко не почетной отставки, в качестве наемника за звонкую монету, Дартон встречал разных противников. Сильных и слабых. Трусливых и отважных. Умных и тех, кто лишь мнил себя таковым.
И, пожалуй, Ард Эгобар не относился к каким-то выдающимся личностям. Он и в подметки не годился большинству
И все же…
И все же, именно это имя — Ард Эгобар, Дартон запомнил. И именно та схватка в поезде все не выходила у него из головы. Те два холодных, внимательных, янтарных глаза, которые, будто приколотые, неотрывно следили за каждым движением в вагоне. Впервые, за почти двадцать лет своей «работы», Дартон на миг ощутил себя не охотником, загоняющим жертву, а этой самой жертвой — добычей. Которую внимательно и хладнокровно оценивают, мысленно препарируют вычленяя самое важное и отмахиваясь от несущественного.
И впервые за годы Дартон, как в детстве, когда за ним гналась стая бездомных псов, почувствовал нечто, что, наверное, мог бы назвать пусть и не страхом, но тревогой.
Так что он не собирался рисковать. Использовал одно из своих лучших боевых заклинаний, которое, когда-то, и повлекло цепочку событий, закончившихся его «увольнением с позором» из органов правопорядка Радана.
Плевать…
Дартон, не опуская сабель, держа наготове печати усиления, внимательно следил за тем, как плазма пожирала сталь. Он ждал чего угодно и, на всякий случай, отошел подальше от основного узла Лей-кабелей, а еще предусмотрительно накрыл запасной генератор, спрятавшийся в дальнем углу, стационарным щитом.
Ошибки Тисина он не повторит и не позволит магу недоучке оборвать свою жизнь благодаря какому-нибудь дурацкому трюку и…
И он успел активировать печати усиления только благодаря своей внимательности и тому, что он не собирался недооценивать противника, даже если тот и обладал одной, а если верить последним данным, полученным благодаря подкупленным работникам Имперской Гильдии Магов — то может и двумя Звездами.
Но даже так — Дартон не думал, что использует их все.
Энергия Лей вспыхнула внутри трех его Звезд, а затем заструилась по печатям, нанесенным на его тело. Печати на ногах сделали его быстрее и ловчее, печать на спине наделила кости крепостью камня и пластичностью глины. Печати на груди позволили сердцу биться со скоростью поршней в двигателях, а кислороду наполнять грудь резвее, чем кузнечные меха.
Печати на руках наделили его силой; а последняя, на затылке, что давно обросла волосами, сделала его реакцию стремительнее, чем у мангуста, охотящегося на змей.
Так что, когда ледник сдался, но не плазме, а тому, что рвалось у него изнутри, Дартон был готов.
Или он так думал. Ему казалось, что он готов.
Его сабли, окутанные мерным, стальным сиянием из последний, оружейных печатей,
Энергия Лей струилась из накопителей, подпитывая его частичный доспех печатей. Их хватит на тридцать секунд, не дольше. Но обычно столько не длились поединки классических Звездных Магов и Мечников Селькадо. Лига специально создавала свою военную науку именно таким образом, чтобы в первую очередь противодействовать классическим Звездным Магам Кастилии и Новой Монархии.
Все эти мысли пронеслись в голове Дартона буквально мгновенно. Он ожидал увидеть печать, артефакт, какое-нибудь хитрое устройство, которое Эгобар припрятал, но… нет.
Из расколотого ледника, как из снежного саркофага, поднялся молодой мужчина. Его глаза пылали холодным, янтарным туманом. Тот струился из глазниц, а вместе с дыханием с губ срывались облачка тумана.
Дартон сперва подумал, что перед ним мутант, но мутанты не могут стать Звездными Магами — это взаимоисключающие понятия.
— Что за…
И тут его противник поднял посох, а затем с силой ударил им о землю. Дартону померещилось, будто бы он услышал звон. Такой, какой бывает, когда льдинки стучат друг о друга.
Но здесь не было льда.
А следующим мгновением по стенам поползли сеточки ледяных узоров. Те переплетались, путаясь в сложном лабиринте морозных картин, а затем из навершия посоха, без всякой печати, в сторону Дартона устремилась ледяная медвежья лапа. Из синего льда, оставляя за собой морозный свет, она пронеслась над разбитым полом и кухней, заставляя все вокруг покрываться коркой льда и инея.
Дартон инстинктивно, даже не осознавая, что пытается, будучи в частичном доспехе защититься от Зеленого мага, скрестил перед собой сабли. И, видят Вечные Ангелы, он оказался благодарен своим инстинктам.
Когда ледяная лапа ударила о его клинки, то не раскололась, как любое другое физическое заклинание, а буквально выбросила его не только из кухни, но и из самого здания.
Он пролетел несколько метров, а затем еще около пяти пропахал спиной, разрывая одежду и, даже сквозь частичный доспех стесывая кожу, ставшую крепче той армированной стали, в которой прятался ледник, Дартон прокатился по полу.
Благо, что он стоял спиной ко входу, а не к стене, потому что иначе одного этого удара хватило бы, чтобы переломать половину костей в его теле.
Оказавшись на улице, Дартон тут же вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону. Как раз вовремя, потому как в следующее мгновение на том месте, где он лежал, брусчатку рассекли когтистые лапы рыси.
Не понимая, что происходит и что он видит перед собой, Селькадец перевел взгляд на распахнувшиеся двери джаз-бара. А там, внутри, маг, чьи глазницы полностью затопил янтарный туман, шагнул вперед. Тот ударил посохом и на его плече возник четырехкрылый орел. Достаточно большой, чтобы с легкостью схватить даже двухметрового полукровку и отправиться с ним в полет.