Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

– Хэрриэт, - выговорил я.
– Что вы делаете?

– Я верна моему мужу. Я всегда с ним.

– Зачем вы разбудили эту тварь? Она его убила!

Утопленница махнула рукой, и паук проворно вскарабкался вверх по волоску.

– Он учил о свободной любви, а когда мне понравился один паренёк, - обвинил в измене и бросил, отказался от нашего ребёнка...

–

Да посмотрите: он сам - просто глупый мальчишка! Он не понимал, что творит...

– С ним уже всё решено. Осталось устроить ту, ради которой он меня предал.

– Только не Мэри!

– И, может быть, кого-то из его друзей, насмехавшихся над нашим браком...

– Безмозглая стерва!
– прорвало меня, - Ты не понимаешь, кто мы!... Ну, пусть! Он виноват перед тобой, но Мэри лишь польстилась, как ты сама!..

– Ты тоже её любишь?... Согласишься умереть вместо неё?

– ... Да.

Её голос утроился:

– А знаешь, что ждёт в Царстве Правды распутников, служивших матери всех грехов - похоти? Они попадают на кровавое болото, скачут по топким кочкам, пока не теряют последние силы и не увязают. В жилистой тине стерегут их никем никогда не виденные существа. Они кидают в тело гнусной души своё семя, и оно начинает прорастать, как древесный побег, тянуться вверх, поднимая пронзённый стволом и ветвями труп души. Растение выпивает из него все капли уцелевшего добра, остальное же гниёт и сохнет. В конце концов дерево порождает один единственный плод. В нем созревают тысячи душ, но это души насекомых.

Я рассыпался от ужаса, но пробормотал:

– Зачем ты мне это рассказываешь? Я презираю грех и похоть - прежде всего...

– Скоро ты сможешь это доказать.

Смерть

И возвратится прах в землю,

чем он и был, а дух возвратится

к Богу, Который дал его

Экклезиаст

Описанием моего пробуждения только морить поклонников Рэтклифф.

Через сорок минут псевдостолбляк миновал. Я различил лица спутников, глотнул чего-то крепко-живительного и, пропустив мимо глаз англичан, объявил итальянцам: "Наше - каморре!" с турецким приветственным жестом.

Все обиделись и ушли.

Мне медленно легчало. Я лежал, качаясь на волнах, кажется, безобидно задремал на краткое время, потом придумал себе упражнение вроде подсказанного Петрарке духом Блаженного Августина: вспоминать Перси на ложе смерти, приучать себя к мысли о том, что он может быть мёртв, и этот паук играет при нём роль прометеева орла. К орлам ведь Шелли относился сугубо критически, вот Всевышний Судия и учёл его дурацкие вкусы.

И моя смерть совсем близка. Я погибну от призрачных рук случайной простолюдинки, хотя трижды предпочёл бы месть лорда Стирфорта или леди Дедли. Да хоть бы однофамилица ударила меня в затылок циркулем! Да хоть бы самая бесноватая дамочка (вот, уже сам перехожу на конспиративный язык) зарезала меня на том балу!... Мало ли было шансов?... Но, с другой стороны, теперь я могу умереть не сам за себя и не за никому не нужную свободу, а за Мэри.

Две вещи оставались непонятными: как я смогу умереть от воды, но не в море, от которого ты меня заговорил и какая меня ждёт кара, когда я докажу чистоту чувств к моей Альфе-Омеге? Может быть, мне предстоит стать Сизифом и каменеем в одной персоне, бесконечно взбираться на Юнгфрау, чтоб прыгать вниз? Усталость, ужас падения, но эта тоска, которую не выветрит даже полёт, зато уж точно вышибет удар о дно ущелья!...

А первое, внешнее тело будет таять, как грязная сальная свечка. Останется скелет с перекошенной коленкой и без мизинца на ноге...

Дальше я стал воображать смерть, похороны и загробную участь близких.

Пьетро изрешетят пулями и искромсают саблями турки. Он вознесётся на ледяной берег огненного моря планеты Марс. Над его гробом семь бандитов дадут три залпа в воздух, и я скажу: "Что вы наделали - вы подстрелили ангела!".

Каролина умрёт от какого-нибудь истощения или просто от испуга, поймав себя на том, что уже три минуты ничего и никого не хочет. Мы с герцогом Веллингтоном припадём к стопам вдовца и не встанем, пока не упросим нарушить завещание и не хоронить покойную в костюме леди Годайвы.

А вот приходит весть о кончине леди Анны. Её убило молнией во время городского гуляния ясным рождественским вечером. А мне какое дело? А такое, что она несла на руках нашу дочь. Я сорвусь на родину, но ни на что не успею и, получив пинка от родни, войду в самую грозовую погоду в самое живописное озеро и подниму к небу руку в железной перчатке, чтоб принять свою смерть посредством воды. На груди у себя напишу: "Ты победил, Саути". Верхом вниз, справа налево и очень мелко.

Смерть Огасты! Франция. Январь. Передозировка снотворного. Я взломаю пол в алтаре миланского собора, пойду искать её во всех мирах и найду в столице планеты Венера. Это будет увлекательное путешествие, после которого меня наконец начнут узнавать на улице.

А то однажды в Равенне, кажется, нас с Пьетро вынудили сойтись с каким-то залётным вашим маркизом-либералом. Г. произносит своё имя только под пытками, зато у твоего покорного язык без костей. "Вы знакомы с лордом Байроном?" - спрашиваю француза, подкравшись к нему со спины. "Нет, - отвечает он, - но безумно хочу познакомиться!" Хватает Пьетро за руку, трясёт и восклицает: "Я вас именно таким себе и представлял!". "Нет-нет, сударь, Байрон - это я" - "Вы???...".