Матушка-Метелица
Шрифт:
И впрямь, на снегу тут и там валялись выдернутые и поломанные жерди.
– Или она решила, что мы сдачи дать не сумеем? Так мы и сдачи дадим и довеску добавим!
– Дорвётся она у меня, ой дорвётся - так синяками изрисую, никакой Леший не защитит!
– Кто "она"-то? Поймали вы, кто на вашем болоте всё портит да ломает?
– Поймать не поймали, а кто нам гадости исподтишка творит, сообразить сумели.
Кикиморы наконец-то чуть успокоились и опустились на землю.
– Есть тут одна такая - пани Заболотная, а
– И кто она такая, эта унылая пани?
– Пани Ядвига-то?
– Пани Ядвига?
– так мы ж её знаем, она нам уже дважда на дороге попадалась.
– К себе звала.
– В подруги набивалась.
– Вы с ней, девочки поосторожней - умеет она морок навести, и не захочешь, а поверишь.
– Явилась она в наши края года три назад - такая вся из себя беззащитная, судьбой и людьми обиженная.
– Вот-вот, беззащитная как трава повилика - то к одному притулится, то о другого обовьётся: -Ах, я такая слабая, мне так нужна помощь.
– И кинулись все ей помогать - кто накормит, кто напоит, а пан Леший под крышей своей уголок дал.
И стал бледный цветочек-повилика корешки пускать и вверх тянуться.
– А заодно всё крепче и крепче вокруг своей опоры обвиваться.
– Стала пани Заболотная слухи всякие распускать, а особенно про тех, кто ей поперёк дороги встал.
– Ну а больше других дорогу ей Матушка-Метелица заступала.
– Почему?
– А потому! Потому что любили друг друга Леший и Метелица. Так сильно любили, что признаться не смели.
– А Болотнице нашей пан Леший приглянулся - нет о любви и речи тут никакой, зато Леший в наших краях - фигура видная. Вы не глядите, что он в плечах неширок, тут по нему столько русалок да луговых плясуний слёзы проливало - начнёшь считать, со счёту собьешься. Престижно такого кавалера заиметь. Ну, и Поляна Заветная - чем не лакомый кусочек.
– И стала пани Ядвига ему про Матушку-Метелицу всякие гадости говорить.
– И он поверил!
– Да грош ему цена, коли поверил!
– Вы, девочки не кипятитесь, вы слушайте. Она ведь не просто говорила, она туман ядовитый в душу напускала. Тут и не хочешь верить, а верится.
– Уж что она ему пела, никто не знает, только стал он худеть да чахнуть да Матушки-Метелицы сторониться.
– А потом и вовсе словно возненавидел - и имени её при нём произнести было нельзя.
– Так и прибрала пани Заболотная его к рукам.
– Дом его вы видели?
– Видели - хибара-хибарой, у нас свиньи лучше живут.
– А ведь был терем в два венца, не хуже того, в котором вы сейчас живёте.
– У Лешего дом - как часть его души. Что с душой творится, то и с домом.
– Ну, а каково Матушке-Метелице, вы и сами видели.
– А как же ему глаза раскрыть? Неужели не пытался никто?
– Пытались, как не пытаться, да толку нет. Ведь подобный морок сродни колдовству,
– Вот и замела теперь Хозяйка все пути-дороги к Поляне. И зима вокруг её терема летом смениться не может.
– А Леший совсем бирюком стал, ходит по лесу как слепой, на деревья натыкается. Будто вынули из него что.
– И никак им помочь нельзя? Неужели никто выхода подсказать не может?
– Не знаем... Может, Сову спросить? Она здесь в лесу всех мудрее.
– Так пойдёмте к сове!
– Какое "к Сове", вам уже возвращаться пора. А вот на той неделе...
– Хорошо, значит, на той неделе сразу к Сове идём.
– А вешки-то она зачем выдёргивает?
– Вешки... Это она хочет у нас наше болото оттягать.
– Выжить нас пытается.
– Мол, болото это - её законная вотчина, наследная, отцом-матерью завещаная, а мы его у бедной-несчастной отняли, словно кусок изо рта.
– Хуже всего, что верят ей многие. Кто раньше другом-приятелем звался, чай здесь за столом пил, пирогами угощался, вдруг косо глядеть стал, с ним поздороваешься, а он нос воротит, словно и не знал никогда.
– Обидно!..
– А того эти дурни не понимают, что если уйдём мы отсюда, пропадёт болото.
– Чем кикиморы от болотниц отличаются, знаете?
– Откуда?
– Мы, кикиморы, болото своё холим да лелеем, тропки тропим, мостки наводим, огоньками летучими дорогу освещаем, чтобы беды никакой не допустить.
– А болотницам грязь да запустение по душе. Они ключи подземные тиной забивают, вешки рушат, камыш сушат, огоньками прохожих в трясину заманивают.
– Вот и об этом надо бы с Вашей Совой поговорить.
Потянулись дальше дни за днями. Как-то сама Матушка-Метелица с девчатами о доме разговор завела:
– Не знаю, что и думать, не открывается для вас дорога. Уж чего я только не делала, словно кто её на ключ замкнул. Будто какое дело вас здесь держит. А какое дело у вас здесь может быть?
– Перину взбивать?
Скучно вам небось здесь в лесу.
– Да нет, некогда нам скучать.
– Чем скучать, мы лучше пироги затеем.
– И вправду, давайте-ка пирогов испечём. А то я их уж три года не пекла, позабыла как это делается.
– Что так?
– А не для кого. Ладно, не важно это. Вы с чем любите - с малиной или с грибами?
– С чем не жалко, нам любые хороши.
– Значит и тех наготовим и этих.
Налепили они пирогов, поставили в печь. Хозяйка и шутила с девочками и смеялась, и вдруг, как накатило что, сорвала фартук: -Зря я такую прорву печива затеяла, кому это надо?
– разве кабанам под ёлку!
– И снова к окну, свистнула в три пальца, а за окном уже белые кони копытом бьют. Матушка-Метелица даже шубы накинуть не успела, пошла метаться над Верхнем миром вьюгой бешеной.