Меценаты зла

Данилов Павел Петрович

Быстро побрившись, Кирилл вышел. Заспанный Браун уже переминался с ноги на ногу перед входом в гигиенический модуль.

– Еще один плюс жизни в одиночестве, – сказал он сонно, – это всегда свободный сортир.

Кирилл усмехнулся и безжалостно разбудил друзей. Посвежевший после душа Браун заказал плотный завтрак на четверых и, пока Поэт и Жак умывались, его доставили прямо к двери.

Когда посуда и объедки отправились в утилизатор, капитан проговорил:

– Ну что, на корабль?

Кирилл и Жак, не отвечая, поднялись.

– Мне

нужно в отдел кадров, – сказал Поэт.

– Ну, пойдешь, раз надо.

На полпути до космодрома Иван отделился от них и пошел в сторону офиса. Жак только покачал головой, то ли завидуя, то ли удивляясь. Возле «Гиппократа-м77» стояло три заправочных фургона, вокруг суетилось с дюжину людей в блестяще-белых, чуть мешковатых костюмах.

– Чувствую себя значимой фигурой, – сказал Громов. – Стоило мне появиться, и дело сразу пошло.

– Гордость – это грех, – со смехом напомнил капитан. – Тебя работать наняли.

– Я люблю работать, – серьезно отозвался Кирилл. – И ненавижу тесные каюты.

– Кораблик хоть и небольшой, но каюты добротные, – сказал Браун. – Особенно капитанская.

– Она же рубка, она же столовая, – скривил губы Громов.

– Я не жалуюсь. Зато скучно не бывает.

Минут двадцать им пришлось подождать в стороне, пока рабочие закончат заправку. Потом с полчаса длилась процедура карантина. Наконец они зашли внутрь, и Браун провел их по знакомым отсекам: техническому, грузовому, госпиталю и жилому. По бокам большой капитанской рубки были двери, ведущие в каюты. Слева от входа стояло два стола на четыре персоны и утилизатор, справа стоял буфет и небольшой космический синтезатор пищевых таблеток. Браун открыл шкафчик и внимательно осмотрел полки.

– Все окей, – сказал он. – А то в прошлый раз не было ветчины.

– Да! – сказал Кирилл. – Без ветчины и полет не полет.

Француз и капитан засмеялись. Кирилл подошел и внимательно стал осматривать каждый сантиметр панели управления. Дважды он что-то нажал, заставив севшего на стул Брауна по-гусиному вытянуть шею.

– Пойду на двигатель взгляну, – через пять минут сказал Громов. – Рабочий скафандр на месте?

– Если уж ветчина на месте, то про скафандр можно не беспокоиться, – заверил капитан.

– Вы здесь будете?

– Я с тобой хочу, – тут же отозвался Жак. – Если можно, конечно.

Кирилл посмотрел на капитана, тот кивнул.

– Пойдем, посмотришь, что я не зря свой хлеб ем.

– Это намек на нас с Иваном? – усмехнулся француз. В отсутствии друга он почти всегда называл его по имени.

– Это намек, что бортинженер – это круто, – ответил за Громова Браун.

– И это говорит капитан!

– Капитан на коне, пока двигатель фурычит исправно. А чуть что – сразу бортинженера кличет. Иногда я за весь полет лишь десяток кнопок нажимаю.

– Ну-у, – протянул Кирилл. – Я тоже иногда скучаю от старта до посадки.

– Дай Бог и в этот раз такую скуку, – заметил француз.

– Ладно, пойдем.

Жак

и Кирилл спустились по лестнице в самый низ. Кирилл облачился в защитный костюм-скафандр за полминуты, Жак же замешкался с креплением шлема к воротнику и застежкой на спине. Кирилл помог французу, и теперь они выглядели так же, как суетящиеся вокруг корабля рабочие. На самом деле скафандр защищал больше не людей от двигателя, а двигатель от людей. Костюмы были стерильны, а если какая пылинка и попадала на их поверхность, то металлизированная ткань держала ее в плену вплоть до следующей очистки.

Пройдя два шлюза, друзья оказались в отсеке аварийного управления двигателем. За следующей стенкой покоился термоядерный монстр. Сейчас он спал, но вечером чудовище проснется и унесет горстку людей в безбрежный мрак космоса.

Кирилл осмотрел панель, но трогать ничего не стал. Все было новеньким. Видимо, последний раз аварийной системой управления пользовались при тесте на заводе-изготовителе. Трижды подтвердив свое желание и получив допуск от капитана, Громов вошел внутрь двигателя. В обе стороны по дуге уходили неширокие дорожки. Двигатель представлял собой сферу из сверхтугоплавкого материала, вложенную в сферическое помещение. Внутрь смотрели только глазки излучателей лазеров и контактные части системы подачи топлива и отвода выделенной энергии.

Во время работы двигателя внутри царил жар, сравнимый с температурой поверхности звезды, а во внешней сфере правил антарктический мороз. Кирилл пошел по окружности, останавливаясь около каждого лазера. Силовые блоки и резонаторы с автоматической юстировкой были закрыты прозрачными пластиковыми чехлами.

Около одного лазера Кирилл завис на пять минут, внимательно разглядывая внутренности прибора. Затем сел на корточки и заглянул ему под брюхо. Поморщившись, он тут же улыбнулся.

– Что там? – спросил Жак.

– Сам посмотри.

Француз послушно сел рядом и заглянул в силовой блок лазера. Десяток элементов различной формы и размеров пронизывали синий и красный шланги. А рядом с ними тянулись провода. Жак честно попробовал что-то сообразить, но причудливый набор железок был выше его понимания. Он встал и развел руками.

– Что тебе это напоминает?

Француз пожал плечами.

– Все как у человека. Шланги охлаждения – это вены и артерии, проходящие сквозь органы-элементы, а провода – что-то вроде капилляров.

– Так чего ты морщился? Болен что ли твой «человек»?

– У одного из дросселей обмотка повреждена. Едва заметно, конечно, но в космосе мелочей не бывает. И реле какое-то темное. Окисляться, наверное, начало. Странно, что этот старый хрен не заметил. Он из себя такого профи корчил.

– Корчить и быть – вещи разные, – хмыкнул Жак.

– После двух сотен полетов я любую поломку по запаху буду чувствовать, – убежденно сказал Кирилл. – Из капитанской рубки.

Покинув недра двигателя, друзья с облегчением выбрались из скафандров.